Глава 10. Петропавловка. Команда лекаря. Сумасшедшие пулеметчики и белые медведи.
А мы чапаем до Петропавловки – у моего знакомца, казаха – пулеметчика что—то сердечко стало пошаливать, надо его осмотреть повнимательнее, да и ЭКГ взять. Как расшифровщик я не мастак, но в клинике есть у кого проконсультироваться. Как раз пулеметчик должен смениться, вот я им и займусь. Кроме Енота в Крепости остается со мной и Серега – какие—то у него разговоры с мастером пулеметного боя.
Казах уже ждет, сидя на лавочке у медпункта, и аккуратно ковыряя резцом в когда—то обыкновенной суповой кости, которая от его работы постепенно становится если и не предметом искусства, то во всяком случае весьма изящной резной безделушкой, разве что женщина у него немного коротконогой получилась, зато узор весьма удался.
Некоторых это удивляет, даже слышал, что это анекдотичская ситуация, когда взрослые мужики такой ерундой занимаются. Нифига не анекдот. Ещё когда копал старые окопы и блиндажи в этом убедился наглядно. В окопах каждый оттягивался как мог — кто умел — рисовал, кто умел — рюмки делал из гильз от осветительных ракет, фигурки из дерева вырезал, блиндаж украшал – например, делая надписи на бревнах, вколачивая в них гильзы и патроны — торчащие донца — как точки ... отличная мысль, к слову. Некоторые умельцы из запалов к гранатам делали мундштуки, вследствие чего по Ленфронту был запрещающий приказ — приравнивающий потерю пальцев при возне с детонаром к самострелу...
Здороваемся. Садимся рядом. Аппарат ЭКГ еще занят – диспансеризация гарнизона Крепости в полном ходу, опять же медсестрички натаскиваются, дело полезное. Так что предпочитаю пропустить оставшихся пациентов, чтобы потом не торопясь разобраться что там к чему. Казах тоже не спешит, да и Серега явно наслаждается отдыхом. Солнце перестало жарить, мягко греет.
— Ну как ты тут? Не сошел с ума? – спрашиваю я казаха с подначкой.
— С чего это мне с ума сходить? – удивляется он.
— Да так… У вас же работы последнюю неделю много было, вот я и вспомнил немецкие мемуары, где жалость к убиваемым толпам жидомонголов сводила с ума твоих германских коллег.
— А, шутишь – понимает собеседник не переставая ронять маленькие костяные стружки из под резца.
— Ну да, в общем.
— А насчет сходящих с ума пулеметчиков… Сумашествие же разное. И пулеметчики.
— Тут ведь как с панфиловцами — какая—то писака накорябала, другая подхватила и понесла – поддерживает разговор Серега.
— А ведь пулеметчик мог сойти с ума — озвереть. Просто в азарт войти. Бой штука
такая, а пулемет тем более. И, например, наброситься и избивать второго номера, что патроны кончились или просто ленту не подает. Или по своим врезать в контратаке — типа, это мое поле и нехрен лезть – со знанием дела задумчиво говорит Енот.
— Или наоборот — он мог испугаться и спятить от ужаса. По ночам ему потом снится что пулемет заклинило, а ОНИ ИДУТ. Или патроны кончились — это очень страшно, когда ТВОЕ оружие не работает или нет патронов. Тут свихнуться раз плюнуть — и реально потом патроны выпрашивают, даже не смотря, что уже все спокойно – говорит Серега.
— Тебе снятся? – отрывается от резьбы казах.
— Раньше было. А тебе?
Казах ухмыляется. Видно, что да, что—то такое и у него было.
— Ну и плюс. Кто это увидел – тоже важно. Как будут выглядеть номера расчета,
закопченые, изодранные, с лихорадочно блестящими глазами, которые набивают и набивают бесконечные казалось бы ленты, время от времени высаживая длинную очередь в поле, где уже и раненные не кричат, а то и из карабинов достреливающих или гранаты кидают — кажется им, что лежащие ближе — все подползти хотят? А если смотрит солдат из свежей части, подошедшей подкрепить? А если он гражданский, мирный человек, которого одели в форму и сунули ружье в руки? – вносит ясность хромой, непривычно серьезный.
—Да даже и офицер, выпускник какого кадетского корпуса — мозг которого отягощен
знаниями о фланкирующем огне, эскарпах, стрельбы с закрытой позиции и прочем, но который не представляет еще, что такое три десятка обезумевших мужиков, идущих на тебя со штыками наперевес, которых стреляешь, а падает один—два, остальные идут, и новые выходят – говорит Серега. Он тоже задумался и словно видит что—то свое.
—Тут свихнуться—то на раз — от того же бессилия — стреляешь, а они идут. Страшно это очень.
— От жалости? – уточняю я.
— И никакого «от жалости» — просто страшно. А вот не приведи Бог, убьют очевидца
назавтра — и письмо — дневник маме отошлют. Так и останется. Да и не убьют — сам поумнеет — дневник же не для переписывания а для перечитывания. Так и останется «Сошедшие с ума пулеметчики».
— Тык, сойдешь тут – соглашается Серега.
— И никакого гуманизьма и соплей. Страх и ярость — и готово сумасшествие –
резюмирует Енот.
Мне остается только согласиться.
— Обследовать клиента долго будешь? – уточняет у меня, помолчав, Серега.
— Как получится. Так—то у пациента вид не очень пугающ. Я думал хуже будет.
— Это хорошо, что лучше – кивает головой вологодский.
— Лучше – оно лучше, чем хуже. Хуже – оно хуже, чем лучше – умудренно кивает головой и Енот.
Это выглядит комично и мы все непроизвольно улыбаемся.
— А ты чего узнать—то хотел – не прерывая резьбы по кости осведомляется казах.
— Да понимаешь, тут такое дело – отвечает Сергей – ты помнится про «анфиладный огонь» толковал, вот об этом и хотел поговорить. Тут дельце намечается сложноватое, возможно пригодится и такое.
— Банда? – утвердительно спрашивает резчик по кости.
— Ага. Людоеды. Секта что ли.
— Эх, тут я тебе мало что скажу. Да ты и сам все знаешь. Располагаешься сбоку от атакующих, им по тебе работать трудно, свои мешают. Тебе – легче, вот и все в общем.
— Да это—то я знаю, вопрос—то в том, как угадать где позицию то выбрать – чтоб они тебя своим краем не зацепили. А то уже тебе самому, похоже, будет анфиладный, сбоку.
— Это вы о чем? – спрашиваю я просто для поддержания разговора. Все равно пулеметчиком мне быть не светит.
— Метода ведения огня вдоль фронта противника, с фланга. Цепь скашивает как газонокосилкой. Весь вопрос только в том, чтоб выбрать место и оказаться именно сбоку, а не на самой дороге у атакующих – поясняет Серега.
— Эх, жаль дяди Паши здесь нет – вздыхает искренне казах.
— Это ты про кого?
— Сосед мой. Дядя Паша – исчерпывающе поясняет тот.
— С чего это твой сосед так в пулеметах понимает? – удивляюсь я – Афган? Или что совсем экзотичное вроде Анголы там или Вьетнама?
