— Да как у вас рука только поднялась, живодеры вы этакие! Охотнички! Больше вам и стрелять не по кому было! Медведи же в красной книге, уникальные животные же, белые медведи! А другие — которых вы тоже расстреляли? Вам руки ваши оторвать мало!
Только Енот не удерживается и перед тем, как отдать швартовы, прямо глядя тетке в глаза внимательно и смиренно так спрашивает:
— Мамо, это вы об мишках убиенных беспокоитесь? Это да, горе—то какое... Мамо, а вот скажите, ежли так случиться, что маловероятно, конешно, но, вот мало ли, Г—ди Б—же, Отец наш Н—бесный, пошутит — и вы, узнаете вдруг, что меня например пристрелили? Не, я ж понимаю, что на оградку, крашеную по годовщинам — рассчитывать глупо, ноне такое токмо героям Всея Кронштадта, и Ржевки, и Колпино, и прочая и прочая — но я в герои не попаду. Хрен с ней, с оградкой. Ну, вот хотя бы просто — слезинку—тось смахнете? Ну погорюете как об невинно убиенных мишках? Да чо там, нет меня в красной книге, об что речь... И добро б помереть за что эдакое, всевеликое... а то ведь, случись — так за то, чтоб вашим зверушкам покушать лишнего, да хфильму новую показать в синематографе, по пятницам. А потом еще чтоб Вам бензинцык подешевле был, косметика в ассортименте и свобода слова. А там и до интересов тех кто равнее прочих при прочих равных дойдет — а то, иначе, за что ж мы последние времена до Беды подставляли глупы буйны головы?Також оно понятно, что жалеть таких — оно и не надо вовсе. Зверюшек жальчее. Да и не узнаете Вы, мамо, случись что — ну, оно ж вам знать вовсе и не интересно. Так я пойду, мож все же на оградку заработаю, а вы пока пожалейте медведЕй, и прочих... не смею более отвлекать.
Ответ дамы—зоологини я не слышу, потому как мотор рявкает и я шлепаюсь на задницу, лодка рванула всерьез. Эх, даже не попрощался ни с кем.
— Да что они все, с цепи сорвались, что ли? – спрашиваю я спутников.
— А что такое? – по обязанности интересуется Серега, о чем—то сосредоточенно думающий.
— Да Павел Ляксаныч мне мозги полоскал половиной истории Великой Отечественной и нервный был шибко, эта мадам напустилась тоже.
— День такой – веско замечает Енот.
— И что за день? Самая короткая белая ночь?
— Не только. Полнолуние. Думаю, что это.
— Да кто об этом помнит, тем более сейчас! – удивляюсь я.
— Дык помнить необязательно. Генетика. Длинная память. Вот и нервничают.
— Ну разве что… А со зверюшками вообще—то получается фигня какая—то.
— Ты о чем? – осведомляется Серега.
— Ну я всегда этих любителей животных не понимал. Особенно фанатичных и рьяных. Они такие любители, что хуже маньяков. И вообще тут черт ногу сломит…
— Звери – это все—таки хорошо, однако. С ними проще, однако –отмечает Енот.
— Так я же про людей толкую.
— С людьми – сложнее, однако – опять же высказывает неоспоримую истину хромой.
— Ну тебе все шутки. Я вот когда прочитал про эту компанию идиотов под названием «РЕТА» — общество по борьбе за этичное отношение к животным – уже офонарел.
— И что такого заслуженного живодера заставило превращаться в настольну лампу – наконец отрешается от дум Сергей.
— Да ты сам суди, эти любители животных собирают всяких котов—собак в свои приюты для животных. И раздают желающим. Под это собирают нехилую денежку со всяких там благодетелей и радетелей. Желающих, что забавно, сильно меньше, чем живности. Так они эту живность «спасенную от злых людей» ликвидируют сами. Постоянно и тысячами. Чтоб на харчи не тратиться. Тратятся на рекламу своей конторы, делая безумно дорогие ролики в самый прайм тайм идущие. На эти деньги можно было бы всех бродячих кошек и собак три года кормить, но все на рекламу. Я когда узнал, что в их приютах для спасенных животных ликвидируется за год 90% всей котособачьей братии – офонарел точно. Даже не как настольная лампа, а как торшер – или даже фонарный столб.
— А чего эти выкидыши природы хотят—то? – удивляется Серега.
— Президент и соучредитель РЕТА Ингрид Ньюкирк сформулировала задачу, как всеобщее освобождение животных. Это означает – нет мясу, молоку, зоопаркам, циркам, шерсти, коже, охоте, рыбалке, просто домашним животным, ибо это тоже несвобода. РЕТА также против всех медицинских исследований, в которых требуются животные.
— Похоже, баба сумасшедшая – констатирует уверенно Сергей.
— Ну наверное да – она в 22 года сделала себе операцию по стерилизации.
— Вот это – правильно! Сама операцию сделала, пивной бутылкой? – радуется хромой.
— Нет. Не сама коночно. Врачи, по ее требованию. Она ж не наш Рогозов, который себе вынужден был на полярной станции аппендицит оперировать. К слову эта любительница животных собственноручно ликвидировала в своем офисе около 14 тысяч животинок.
— Точно сумасшедшая сука – твердо констатирует пулеметчик.
— Мило – с гримаской и выражением Гермионы Грейнджер из первой фильмы про Поттера поддерживает Енот – встретишь Ингрид – не убивай ее! Оставь ее мне – заканчивает он уже голосом Саида.
— Ну я надеюсь, что она таки уже зомбанулась. И бегает теперь от своры зомбанутых собак. Но вообще у этих европейцев и раньше так было, не отнимешь. Наши еще раньше такое замечали. Вот помнится в детстве книжку про капитана Врунгеля читал…
— Похоже про международное общество по защите китов от вымирания толкуешь – усмехается Серега.
— Про них, голубчиков.
— В чем соль—то? – опять осведомляется Енот.
— Это общество занималось уничтожением китов – дескать если их уничтожить, то они не смогут вымереть. Нормальная такая логика… Впрочем наши тоже хороши. Только в другую сторону. Та же дама зоопарковая… Я ведь понимаю, что она нам бы тут втемяшила, тем более в день 22 июня. Зоопарк—то ленинградский блокаду пережил. Потерь конечно много было, ту же слониху Бетти убило 8 сентября – тож знаковый день – кольцо блокады сомкнулось и вот практически под первыми же бомбами эта животина и погибла. Обезъяны разбежались, по всей Петроградке их ловили.
— Это все хорошо, только ты что—то мыслью растекся – возвращает меня в русло Сергей.
— Мысль простая. Вот выхаживали тут бегемотиху по кличке Красавица. Очень трогательная история. У бегемотины кожа особая. Ей надо в теплой воде почаще находиться, иначе трескатся и заживает плохо. А тут воду отключили, холодрыга, служительница эту громаду камфарным и касторовым маслом смазывала, грели как могли. Бегемотина была очень боязливой, от бомбежек в панику впадала, служительнице приходилось в бомбежки рядом находиться, гладить эту громаду, успокаивать – животина в присутствии служительницы и впрямь в себя приходила. В общем – спасли самую крупную в Европе особь. Или вот как раз гамадрила родился в блокаду, так из роддома выдавали в день поллитра молока. Выжил детеныш гамадрила.
— И?
— Да что и… Та же бегемота – это считай пять тонн мясопродуктов. Вот я и не знаю – что лучше – что бегемот выжил, или хотя бы десяток или поболе умерших от голода людишек на его мясе выжили бы. Или что ценнее – детеныш гамадрила или человеческий? Человеческие—то мерли тысячами… Не, я понимаю, что золотом плачено и тот же бегемот такое же ценное оборудование, как и токарный станок… И все же…
