— Да, насколько известно. К слову сказать сейчас уже ясно, что собственно Ропша и была изначально захвачена и являлась базой для людоедов. Завод был взят позже и там «мирных» людоедов – то есть их баб и отпрысков – не было. Что в плюс – они сильно проредились на заводе, остались «мозги» в основном, а вот «мышцы с кулаками» как раз и пострадали.
— И что нам делать с этими нонкомбатантами? – весьма невинно спрашивает Енот.
— В целом нам особых рекомендаций не давали – задумчиво тянет в ответ главмент.
— В таком слычае лучше б их ликвидировать. Или самое малое – изолировать – заявляет равнодушно Ремер.
— Не слишком ли? – не может удержаться Саша.
Сапер Крокодил грустно хмыкает. Брысь вздыхает и выдает тираду:
— Внутренний враг всегда труднее, чем даже очень мощный внешний. Это ведь чей—то сын и брат из своих. А то еще и дочь. Поэтому ставить его к стенке всегда хлопотно. Это каждый раз маленькая гражданская война. А если разбираться менее радикально, то нужно строить целую систему, которая будет иметь изощренную власть над людскими судьбами и потому будет подвержена гниению. Если в нее назначать самых проверенных людей и строго следить, чтоб все чисто, то другие (тоже очень важные) отрасли этих кадров не досчитаются. Натравливать одну сволочь на другую очень соблазнительно, но в итоге этот путь ведет куда—то не туда. Короче, легче двух Гитлеров победить, чем вывести этих глистов. В любом случае, эта титаническая задача не по силам мозглякам, которые расписались в своей импотенции. Те, кто делает ставку на эксплуатацию худших сторон человеческой натуры, поступают так не по свободному выбору, а просто другие способы контролировать общество для них непосильны. Мы уже прибегали к такой аналогии, что сильного и здорового коня удержать в повиновении труднее, чем полудохлую клячу. Но и производительность тоже здорово отличается.
— Это все так – не слушая толком, говорит Саша и я вижу, что и лопоухий Рукокрыл и его дружок Ленька тоже согласны с ним – но чем мы—то тогда отличаемся от людоедов этих? Только тем, что не едим убитого врага?
— Каждый решает для себя сам. Я никого особенно не принуждаю делать то или иное. Но так или иначе – определяться придется каждому. Определяться, с кем ты, как я считаю, нужно только по одному критерию — они делают людей лучше или хуже. Остальное не в силах человеческих. Если кто думает, что вот есть яркие личности, которым надо совершенствоваться, и есть пьянь подзаборная, которая пусть спивается и дохнет, его уже наетянули. Завтра он с удивлением обнаружит, что в «культурном обществе» грязи больше, чем в подвале у бомжей, а на закуску сам приземлится в канаве без крыши над головой и без копейки в кармане. Или за решеткой. Или под газоном. Каков бы он ни был красавец. Даже если круче Бонапарта, все равно, никаких гарантий прожить всю жизнь в благополучии ни у кого нет.
— «Ну что ж. Мне жизнь недорога.
Но вот мой сын и мой слуга
Стоят перед тобою.
За ними, Каспар, нет вины.
Их я склонил к разбою".
Но молвил Каспар: "Всех казнить!
Куда игла — туда и нить!
Суд скор и беспощаден.
Три эшафота сколотил
Великий город Баден".
Свезли их в Баден всех троих
И поутру казнили их
В награду за злодейство.
Во рву, за городом, гниет
Разбойное семейство.» — несколько не к месту вроде, но вообще—то очень к месту декламирует Ремер. Вот уж чего я не ожидал, так это стихов из уст прямодушного солдафона.
— Это о ком? – удивляется Саша.
— Старонемецкий шванк о бандите с благородной кровью – рыцаре Линденшмидте. Злодей, грабитель, насильник и убийца, повешен со всеми, кого взяли по поручению баденского маркграфа в ходе проведения антитеррористической операции. Да и вообще мне кажется, что нам столько раз говорили о необходимости прекращения варварских обычаев и переходе на европейские ценности, что пора уже и переходить.
— На европейские ценности? – удивляется даже обычно невозмутимый Брысь.
— Так точно, товарищ майор! – по—уставному рапортует Ремер.
— Это что еще за? – удивляется один из присутствующих ментов.
— Смотрим на европейцев – они никогда не разводили всякие русские варварские глупости о том, что нельзя уничтожать женщин и детей – если было надо – уничтожали легко и без зазрений совести. И потом не смущались. Примеров тому масса. После уничтожения у противника наиболее активных особей сопротивляться больше некому и противник попадает в полную зависимость без возможности когда—либо встать на ноги. Обычно достаточно ликвидации 30% населения, наиболее активной части. Главное – потом некому претензии предъявлять.
— Ты и фрукт – удивляется до этого сидевший тихо сзади инженер с разноцветной шевелюрой. Да и остальные – включая меня – как—то не по—хорошему удивлены.
— Лучше быть фруктом, чем овощем – парирует капитан Ремер.
— И когда же это европейцы так истребляли гражданское население – восклицает Рукокрыл и показывает этим свою полную неосведомленность.
— Не подпрыгивай – мрачно осаживает юнца—курсанта Брысь.
— Не, товарищ майор, это он к чему нас призывает? – поддерживает дружка Ленька.
— И ты не подпрыгивай – так же мрачно заявляет майор и ему.
— Но это же фашизм какой—то!
— Это ваша безграмотность, молодые люди – парирует Ремер. Он совершенно спокоен и сейчас как раз мне приходит в голову, что немецкая фуражка или каска ему были бы в пору. Лицо у него именно сейчас какое—то слишком такое… арийское, что ли… неприятное. Мне резануло то, что он сказал, но выскакивать на манер Саши или Рукокрыла не получается. Странное ощущение – я не могу принять то, что сказал Ремер, но и возразить ему не могу. То, что европейцы, что англосаксы, что немцы, что те же бельгийцы или прибалты – самые настоящие людоеды, только людоеды с хорошим воспитанием и потому людоедствующие в перчатках с ножом и вилкой и на скатерти с фарфоровой посудой – дела не меняет.
— Рукокры… то есть курсант Званцев! Отставить пререкания. После операции будете восполнять пробелы образования.
— Но я, тащ майор…
— Отставить! Вот уж не думал, что нынешняя молодежь, да к тому же из лучших, такая безграмотная. Павел Александрович!
— Слушаю?
— Возьметесь просветить наших молодых?
— Как скажете. Молодые люди – про блокаду Ленинграда слыхали?
— Конечно, но при чем это? – удивляется Званцев. Его уши горят ярким красным цветом, словно кремлевские звезды.
— Просто при том, что тот геноцид который был устроен европейцами что у нас здесь – что в самой Европе — и ковровые бомбардировки германских городов – в первую очередь жилых кварталов, что делали к слову именно англосаксы – явления ровно тех же порядков, что и истребление испанцами инков, бельгийцами конголезцев, американцами индейцев или уничтожение жителей Соломоновых островов – от тех вообще пятая часть осталась. И тут говорить – язык устанет, потому как то же самое творилось везде, куда европейцы заявлялись со своими интересами, другое дело, что по разному истребляли – кому руки рубили, кому одеяла из—под оспенных больных дарили, кому опиум впаривали, а кого и просто расстреливали и тупо морили голодом. Сколько, например коренных тасманийцев выжило после прихода туда англичан?
