— Патрульная служба тоже у них же?
— Да все на этих 4—5 уровня оглоедах.
— Конные разъезды тоже они?
— Нет, конные как раз посвященные. Статус всадника.
— Так… Что по минам? Схемку Каска набросал – вот значится.
Они втроем рассматривают схемку одного и другого пленных.
— Получается у Каски раз в шесть по площади больше, у шоферюги всего четыре участка, плюс два фугаса управляемых… Интересно… С безоткатками тоже расхождение?
Они опять смотрят схемки.
— Ну что ж – произносит майор – кто—то из них врет. Может и оба врут. Что ты этому водиле обещал?
Глава 23. Команда лекаря. Для чего нужны языки?
— Он за семью вроде беспокоится. А обещал я ему артобстрел по площадям. Мужик вроде не бедный, ухоженный. Так что вполне может и семейный.
— Ясненько – бурчит майор. Потом спрашивает про накорябанный неподалеку от танка невнятный значок.
— Со слов шофера тут склад спецсредств МВД. В начале Беды привезли добро, а тут оказалось ненужным. Все так и свалено. Под замок.
— Что за спецсредства? – уточняет майор.
— Слезогонные всякие штучки особого назначения в основном. И противогазы тоже там же.
— А что с остальными двумя, тащ майор? – не удержавшись спрашиваю я.
— Один из себя героя корчит, а нам некогда с ним возиться, другой откровенно туп и знает очень мало… Так, давайте — ка, поднимите своих подопечных. Мне кажется по всем признакам, что этот в каске людоед. Зомби к таким тянутся, вот давайте и проверим по—быстрому.
Мне приходится довольно долго втолковывать Мутабору что требуется от его белобрысой кошки. Результат оказывается прогнозируемым – она тянется именно к тому, что в каске, недвусмысленно и плотоядно. Связанные после допроса руки не дают возможности тому прикрыться. А Мутабор с садистическим удовольствием на страшной роже держит свою питомицу так, что она не достает до вжавшегося в землю мужика считанные сантиметры.
Шоферюга тоже отшатнулся как мог, но фасон все же держит. Двое других, тех которые как «языки» себя не проявили толком, получились странно – героем молчаливым Блондинка не заинтересовалась в общем, а к тупарю потянулась, хоть и не так настырно, как к тому, что в каске.
В общем черт их разберет, но явно вкус женский и у умертвия остался. На всякий случай расспрашиваю Мутабора, как он оценивает результаты. Кое—как понимаю односложные ответы, что тот, что в железо—колпаке вкуснее остальных. Деликатес. Меньше всего вкусно пахнет от молчуна. С шофером непонятно. Но тут у Мутабора проскакивает не понятная сразу мной фраза, что страх – тоже запах. Запах страх помеха. Время ход повторение нюх… А ведь что—то такое брезжит – слыхал, что и собаки и те же акулы скорее кидаются на тех, кто боится. Это их заводит. Что с зомби тоже так же? Потом надо будет уточнить, не запамятовать бы.
У меня за спиной между тем в отсутствие майора, ушедшего к рации докладать начальству полученные данные, разворачивается любопытный разговор, поневоле настораживаю уши. Судя по услышанному, Ремер выговаривает Ильясу о неправильности ведения допроса в полевых условиях, причем катает как по—писанному:
— «Крестьяне не так просты, как кажется. Они свободолюбивы, трудноуправляемы, хитры и изворотливы. Первейшая жизненная задача крестьянина любой национальности – выжить. Выжить при любом политическом процессе. Власть меняется, а крестьяне остаются. Крестьяне инстинктивно и постоянно собирают абсолютно всю жизненную информацию, из которой делают быстрые и безошибочные выводы. Они наблюдательны от природы, обладают способностью быстро сопоставлять факты и мгновенно просчитывать ситуацию. Нельзя играть с крестьянином в психологические игры, особенно если инициатива исходит с его стороны. Психологически переиграть крестьянина невозможно – его мышление происходит не столько на логическом, сколько на психоэнергетическом уровне. Крестьянина можно обмануть, но провести – никогда.
Слабое место крестьянина – страх. Именно страх перед равнодушной жестокостью обстоятельств делает крестьянина сговорчивым, очень сговорчивым. Его разрушает страх перед реальной силой, непреклонной и не приемлющей психологических провокаций. И чем больше гонора у крестьянина снаружи, тем больше животного и парализующего сознание страха внутри. Заскорузлое мышление жадноватого от природы крестьянина определяется текущим моментом — выгодно ему или нет. Властям помогают недовольные и обиженные, а также из чувства мести, былой зависти, просто из пакости – крестьянин обидчив, злопамятен и мелочен».
— Это ты что такое процитировал? – интересуется Ильяс.
— «Информация о прагматичности крестьян для курсантов спецшкол КГБ и ГРУ».
— Дельно написано. Бене тровато. Да ты говори дальше, вижу же, что распирает.
— Смотреть тошно было. Не так с пленными работать надо, это ж азбука допроса, для дошколят понятная. Ты с ним прямо по—приятельски общался. Как с равным. Нельзя так.
— А как надо? – удивляется Ильяс. Что—то уж слишком удивляется. Не по жучаре такому удивление.
Ремер морщится, сплевывает, как высморкался. Потом все же продолжает разговор.
— Разговоры разговаривать нельзя. Пока, во всяком случае, не обыскали.
— Обыскали. Причем сразу же. При нем оружия – ножик был, да обрез двустволки 20 калибра в кабине. С двумя патронами – с пионерской готовностью рапортует Ильяс. И даже немного пучит глаза от усердия.
— Отвести в сторону от машины обязательно надо. Вы отвели, видел. Но все равно слишком близко сидели. А машина может быть с прослушкой. Я такое видал. И если это не известно заранее и не «так и задумано» — получается хреново.
— Так – соглашается Ильяс. Нормально соглашается, сейчас без налета шутовства.
— Плюс азбука — пленный приводится в неудобное или – и — униженное положение — сидит—лежит, а вокруг стоят, спрашивают сзади, не давая поворачивать головы, сажают в неудобную позу или на неудобную поверхность, дав закурить, поворачивают так. чтобы дым шел в глаза, поворачивают против солнца. Разговаривают «через него» — как через пустое место. Не обращают внимания, наконец. Даже если его вербуют на сотрудничество. Даже тем более — его «по достижении» согласия приводят поэтапно в более приличное состояние — посадят, поднимут, закурят и дадут папироску, руки ослабят а то и освободят, попить дадут. Более того — на виду товарищей. Тут же срабатывает — ему дороги назад—то нет. Ну и показательно — пять минут назад валялся как скотина в грязи — сейчас стоит как человек, курит и воду пьет.
— Совершенно бесспорно – и тут соглашается снайпер. Ремер удивленно смотрит и продолжает так же убежденно:
— Правила определены четкие. Никто не позволит пленному задавать вопросы — это просто из серии кто кого сношает. «Здесь вопросы задаю я!» — штамп избитый, но это так. Кстати фраза «Молчать, я тебя спрашиваю!» — она тоже не анекдот. Это просто по—другому выговаривается: «Молчать! Я — тебя спрашиваю!». С упором и акцентом на «Я». Отвечающий по любому становится в подчиненное положение. Подсознательно. Как и оправдывающийся. Тут спорить будешь?
