— Как это случилось? — сделав глоток кофе, поинтересовался Ардашев.
— Барон был человеком жизнерадостным, и его пятидесятый день рождения праздновали уже четвёртый день. Овдовев семь лет назад, он не испытывал недостатка в женском внимании. Весь вечер пел цыганский хор, выступал куплетист и певец, ему аккомпанировал дамский оркестр. Вино лилось рекой, людей было много. Господин Каллас в какой-то момент исчез, и я решил, что он пошёл спать. Ближе к утру я отправился спросить его, надо ли отправлять артистов в Таллин, или празднование продолжится. Но в спальне его не было, и тут появился садовник. От волнения он не мог ничего объяснить, а только мычал что-то и указывал в сторону старого дуба у водопада. Я пошёл туда и увидел страшную картину: хозяин имения висел на самой нижней ветке, а рядом с ним — двухступенчатая стремянка. Мы сняли тело. Но он был уже мёртв. Прибежала дочь и зять. Сообщили в полицию. Приехал господин инспектор.
— А что показало вскрытие?
— Его не делали, — ответил полицейский. — А зачем? И так всё ясно. Никаких видимых повреждений на покойнике не было.
— А стремянка стояла или лежала?
— Стояла.
— Вы сказали «двухступенчатая стремянка»? Но такие лестницы неудобны для работы в саду. Обычно их используют в библиотеках.
— Вы правы. Барон взял её из своего кабинета, который одновременно является и библиотекой.
— Он оставил прощальное письмо?
— Нет.
— Большое спасибо за прекрасный завтрак. Однако хотелось бы взглянуть на место самоубийства. Вы меня проводите? — промокнув губы салфеткой, осведомился Клим Пантелеевич.
— Хорошо, — согласился Коппель и бросил взгляд на инспектора.
Все трое тут же отправились к водопаду. Управляющий с удовольствием рассказывал гостям об имении:
— А это церковь Святого Захария и Святой Василисы. Так и осталась от прежних хозяев.
Ардашев вдруг остановился посередине двора и, указывая на статую Венеры в центре клумбы, спросил:
— Простите, неужели это подлинник работы Антонио Кановы?
— Вы совершенно правы. Её привезли из Италии лет сто тому назад.
Дорожка извивалась и бежала мимо оранжерей, построенных в виде ступенчатого амфитеатра. Фрамуги были открыты, и в них виднелись цветущие диковинные кустарники, цитрусовые деревья и низкорослые пальмы.
— В оранжереях даже ананасы выращиваем. А вообще, Волконские высадили в парке множество деревьев со всего света. Их везли отовсюду: из Сибири, Кавказа, Европы, Америки и Азии. Да и руками русских государей, начиная с императора Николая I, высажена целая аллея. Кто только не отдыхал в этом имении! Министры, писатели, поэты, учёные… Был тут и поэт Тютчев. И каждому предлагалось посадить на алее дерево. Не правда ли, хорошая традиция? — Коппель вдруг замолк и добавил. — Дуб, на котором повесился барон посажен покойным императором Павлом, незадолго до гибели. Такое вот несчастливое совпадение.
— А может, спилить его к чертям, раз он несчастье приносит, а? — вмешался в разговор инспектор.
— Ну что вы, господин полицейский. Это история! — возмутился управляющий.
— А кроме шоссе, как ещё можно сюда добраться из Ревеля?
— По Балтийской железной дороге, если сойти на полустанке Кегель. Там на извозчичьей бирже легко нанять коляску. Это в тринадцати верстах от отсюда, если идти по дороге. А напрямую — вёрст пять, не больше.
Высокий и раскидистый дуб у реки казался исполином среди клёнов и берёз. На одной из веток сидела сорока и, разглядывая людей, нервно каркала, точно хотела прогнать непрошенных гостей.
— Мерзкая тварь. Она ещё и ругается. Ненавижу ворон, — недовольно пробубнил полицейский.
— Это сорока. У неё тут гнездо, — пояснил управляющий.
— Да все они падалью питаются, заразу разносят, тьфу гадость, — выругался инспектор.
Он покачал головой и продолжил:
— И что ему не жилось, этому вашему барону? Денег хватало. Рядом дочь, зять. Наверное, скоро бы и внуки появились.
— Да как вам сказать, — пожал плечами Коппель. — Последние полгода дела у него шли неважно. Несколько газет он собирался закрыть. А дней за десять до гибели к нему приезжал какой-то человек. Они сидели на верхней веранде. Говорили по-русски. Я проходил под ней и услышал, что незнакомец предлагал барону оплатить все его долги в обмен на изменение газетной политики таким образом, чтобы визитёр сам определял кого хвалить, а кого ругать. Хозяин стал возмущаться и выгнал непрошенного гостя. Больше я его здесь не видел.
— Зато сейчас в «Последних известиях» о большевиках пишут так хвалебно, будто эстонцы с ними и не воевали, — заметил Клим Пантелеевич.
— Да, — согласился управляющий, — не удивлюсь, если Юрген Аус уже принял подобное предложение от того самого русского.
— Господин Коппель, чтобы развеять всякие сомнения в отношении гибели барона, мне нужна высокая садовая стремянка. Возможно, после моего осмотра инспектор захочет получить кусок ветки, на которой висел труп, так что лучше сразу прислать сюда человека с пилой, — пояснил Клим Пантелеевич.
— Тогда я вынужден оставить вас на некоторое время. А вы пока полюбуйтесь рекой с висячего моста. Панорама с того берега тоже замечательная — выговорил управляющий и зашагал к замку.
Подождав пока Коппель удалится на приличное расстояние, инспектор, глядя недоверчиво на Ардашева, спросил:
— Что вы задумали, господин частный сыщик? Почему вы ставите под сомнение заключение о самоубийстве барона Калласа?
— Как раз потому, что полиция, как я понимаю, так и не удосужилась сделать вскрытие трупа.
— Вскрытие не проводили, потому что дочь была против, — отрезал полицейский.
— Насколько я понимаю процессуальные тонкости уголовного расследования, в данном случае совершенно не обязательно было получать согласие родственников на эту процедуру.
— Мы не намеревались идти на скандал. Однако, хотел бы я знать, как с помощью лестницы вы собираетесь поставить под сомнение заключение деревенского фельдшера? — усмехнулся полицейский.
— А разве вы приезжали сюда без судебного медика?
— Пришлось отправиться одному. Доктору в тот день нездоровилось, и он не вышел на службу.
— Скажите, инспектор, а верёвка, которой воспользовался покойный, откуда? Вы её осматривали?
— Нет. Её уже сняли с покойника и куда-то убрали. Я и не видел её. Об этом вам лучше справиться у господина Коппеля.
— А вот и он! Очевидно, с ним садовник, — Ардашев указал на двух мужчин, показавшихся из-за деревьев.
Управляющий держал ножовку, а попутчик — лестницу.
— Господа, а куда делась верёвка, на которой повесился барон?
— Он повесился не на верёвке, а на собачьем кожаном плетёном поводке, — пояснил Коппель.
