Появление Варнавской прервало размышления.
— А вот и я. Итак, куда же мы отправимся?
— Перед поездкой в Ревель я читал о храме Святого Олафа. Там, если я не ошибаюсь, в три пополудни на органе играет какой-то музыкант… — замялся частный сыщик.
— Да-да! Это Карл Бартелсен. Я обожаю его слушать. Каждый раз он преподносит пастве какой-нибудь сюрприз. Всегда звучит то, чего не ожидаешь. Идёмте!
— А вот и таксомотор. Ехать лучше, чем идти.
Старый город с его узкими улочками, серыми каменными домами, крытыми красной черепицей, будто переносил Ардашева в Европу эпохи Средневековья. Да и сама дорога к Церкви Святого Олафа не оставила Клима Пантелеевича равнодушным. Она петляла, уходила то влево, то вправо, а затем так сужалась, что казалось такси застрянет между старыми, вросшими в мостовую зданиями-исполинами. Они будто стражи, охраняли древний Таллин. Наконец показалась Церковь Святого Олафа.
Варнавская и Ардашев вышли из машины. Из гавани слышался надрывный гудок парохода, покидавшего порт. Пахло морем. Клим Пантелеевич поднял голову. Шпиль храма вонзался в нависшее над ним облако, точно копьё Люцифера в тело ангела.
— В Ревеле запрещено возводить здания выше этого собора, — пояснила Анастасия.
— Представляю, как он изыскан внутри.
— Православные храмы роскошнее. Да вы сами сейчас в этом убедитесь.
— Охотно верю, — ответил Ардашев и, щёлкнув карманным «Мозером», добавил: — Давайте заглянем в него чуть позже. Для начала я бы хотел побродить вокруг. Возможно, мы найдём какого-нибудь чичероне, чтобы осмотреть эти склепы.
— Вам нравится ходить по кладбищам?
— «Нравится» — не совсем подходящее слово. Скорее — меня «влечёт» на погост. Эпитафии — грань между прошлым и настоящим. Я давно ими интересуюсь. Некоторые даже записываю. В них краткость и философия бытия.
— Никогда об этом не задумывалась.
— Человек оставлял рисунки на камне, ещё не умея писать. Первые эпитафии — наскальные изображения. Их много на Кавказе. Особенно в горах. Но виртуозами прощальных изречений были римляне.
— А рыцари в Средние века?
— Они во многом повторяли римские.
— А православные?
— Наши более лиричны.
— Лирика свойственна русской душе.
— Тем не менее, все народы похожи. К примеру, мы боимся «пятницы, тринадцатого». Называем такое совпадение дня недели и числа ведьмиными днями, и прочим потусторонним шабашем всякой нечисти. Допустим, цифра 17 для нас ничем не примечательна, тогда как для итальянцев она слывёт несчастливой, как наша чёртова дюжина.
Варнавская склонилась над старым камнем, поросшим зелёным мхом, и прочла:
— Что написано вначале не ясно, затем следует «I», далее тоже не понятно, но потом опять «I». Похоже на какой-то титул. Но имя покойного — Gert Witte. Ага, вот и дата рождения. Первые две цифры видны хорошо — 15, третью трудно разобрать, а четвёртую — вообще невозможно.
— Зато ясна дата смерти — 1560.
— В этот год эстонцы сражались с русскими, пришедшими завоёвывать Таллин, но здешние воины его отстояли, — пояснила Анастасия.
— Ливонская война времён Ивана Грозного?
— Точно.
— Возможно, «хозяин» склепа погиб в бою. Тогда ему вряд ли более сорока, — предположил Клим Пантелеевич.
— Кажется, вы правы. Третья цифра рождения похожа на двойку. Значит, 152…
— Да какая, в сущности, теперь разница?
Ардашев и Варнавская прошли к следующему захоронению. Вдруг сзади послышались шаги. Частный сыщик обернулся. Около того склепа, где они только что были, мимо проходил долговязый худой человек лет тридцати пяти в поношенном пиджаке. Длинными волосами и орлиным носом он походил то ли на писателя-неудачника, то ли на бедного художника. Он держал в руках небольшой ящичек с цветами.
— Любезный! — окликнул незнакомца Клим Пантелеевич. — Вы, случаем не служитель этого кладбища? Не могли бы провести нам экскурсию по этим склепам и памятникам?
— К сожалению, я мало что знаю. Вам лучше справиться у смотрителя.
— А что это у вас за цветы, — поинтересовалась Варнавская.
— Мандрагора.
— А разве они примутся? Уже конец августа.
— Мандрагора всегда приживается на кладбище. Это цветок смерти… А вон и смотритель. Он идёт, как раз в нашу сторону, — он махнул рукой и крикнул: — Господин Пуусепп! Можно вас?
Незнакомец ушёл, а невысокий, слегка полный человек, лет сорока, с желтушным, нездоровым лицом и редкими усами, подошёл и представился:
— Добрый день! Я кистер
[7] церкви Святого Олафа и смотритель кладбища, Айвар Пуусепп. Чем могу служить?
— Нам крупно повезло, — улыбнулся Ардашев. — Не могли бы вы немного рассказать нам о храме и постояльцах юдоли. До начала органного концерта у нас ещё есть время.
— О да, конечно. Кладбище вокруг церкви появилось с момента её основания. Но теперь тут никого не хоронят. Здесь покоятся священники и воины. А самые почётные люди города лежат в храме. Если вы зайдёте внутрь, то заметите, что весь каменный пол испещрён надписями, а на стенах висят гербы. Это имена и фамилии представителей дворянских родов, погребённых на достаточно большой глубине. Храм горел семь раз. Но каждый раз возрождался и перестраивался, теряя, к сожалению, свой первоначальный облик. В ночь с пятнадцатого на шестнадцатое июня 1820 года произошёл самый страшный восьмой пожар. Церковь разрушилась. На этот раз город уже не мог восстановить её своими силами. И в 1825 году русский император Александр I при посещении Ревеля дал обещание возродить здание в первоначальном виде. Но это обещание сдержал уже Николай I, выделивший на строительство 620 220 рублей ассигнациями. Орган купили за шестьдесят тысяч рублей в Людвигсбурге, в Германии. Большой колокол отлит в России, на Валдае, а малый — здесь, в Таллине. А в этом году решено провести внутренний ремонт украшений на оконных сводах, над алтарём и проповедческой кафедрой. Из-за этого леса ещё не убрали, они завешены парусиной, но это не помещает службе. Однако, вам пора в храм. Орган вот-вот зазвучит.
Ардашев вынул из бумажника купюру и протянул церковному смотрителю.
— Нет-нет, я не возьму денег. Рассказывать прихожанам об истории церкви Святого Олафа — удовольствие. А за удовольствие денег не берут. Если хотите, эту сумму можете пожертвовать храму. Во второй части богослужения по рядам пройдут два члена общины с бархатными мешочками. В них опускают деньги.
— Что ж, как скажете, — выговорил Ардашев и убрал деньги обратно.
— А сколько длится воскресное богослужение? — спросила Анастасия.
