— Что же это? — проронил человек в церковном облачении, поднявшийся к органу.
— Предумышленное смертоубийство, — задув свечу, ответил Ардашев.
— Надобно срочно вызвать полицию, — выговорил кистер.
— Думаю, полиция будет с минуты на минуту. До её приезда на лесах нельзя ничего трогать, — перебираясь обратно через перила, проговорил Клим Пантелеевич.
— Я викарий этого храма Калле Терас. А вы кто?
— Частный сыщик, и хотел бы опросить всех, присутствующих здесь лиц, а затем осмотреть орган. Выходит, с вами мы уже познакомились. Господина Пуусеппа я тоже знаю, а вот как тут оказался этот человек, — Ардашев кивнул в сторону могучего простолюдина лет сорока, — мне не понятно.
— Я калькант
[11]. Был внутри органа, когда услышал крик листмейстера.
— Кого?
— Томаса. Помощника органиста. Я его так зову в шутку, из-за того, что он переворачивает страницы господину Бартелсену, — он глянул на покойного с опаской и поправился, — вернее, раньше переворачивал.
Ардашев повернулся к дрожащему, как заяц, ассистенту органиста и осведомился:
— А вы, Томас, ничего подозрительного не увидели?
— Нет-нет, — начал оправдываться помощник. — Господин Бартелсен играл, как обычно. Я управлял регистрами, потом перевернул страницу. Он как-то странно посмотрел на ноты, замер на мгновение, и я увидел, что ему в спину вонзилась стрела.
— А как же вы не заметили на лесах арбалет?
— Из-за материи его вовсе не было видно. Да и зачем мне леса осматривать?
— А когда их закрыли парусиной?
— Вчера, — ответил кистер.
— В котором часу?
— В пять вечера рабочие уже ушли.
— Стало быть, до закрытия храма в церковь мог войти, кто угодно?
Смотритель пожал плечами:
— Любой прихожанин.
— Получается, комната кальканта — единственное помещение с закрытой дверью на органной площадке?
— Конечно.
— Я хотел бы её осмотреть.
Кистер открыл дверь:
— Прошу.
Клим Пантелеевич ступил внутрь. Слева располагались кожаные меха гармошкой, почти такие, как изображают в книгах меха средневековых кузнечных мастерских.
— А это что? — спросил Ардашев, указывая на обёрнутые в материю бруски, лежащие на верхней доске.
— Простые кирпичи. Они расположены в определённом порядке и служат грузом для сдувания мехов. А накачивает их наш калькант, — пояснил церковный смотритель и указал на того самого человека лет сорока, в простой, неброской одежде. Пока играет орган, Ильмар не переставая, трудится.
Ардашев остановил взгляд на одном из кирпичей. На зелёном фоне материи, в которую этот груз был обёрнут, выделялись несколько коричневых ниток. Он вынул лупу и стал их рассматривать.
— Надо же! И вы здесь. И уже что-то нашли? — послышался знакомый голос.
Клим Пантелеевич обернулся. Рядом с пастором стоял Бруно Саар, судебный врач, фотограф и ещё один полицейский.
— Добрый день, инспектор!
Полицейский усмехнулся:
— Скорее — недобрый. Итак, что вы там отыскали?
— Арбалет XVI века. Тетива из пеньки почти сгнила. Преступник натянул новую, но остатки старой не снял. Вы можете их сравнить. Они абсолютно сходны с той верёвкой, что на концах стального лука. Ваш эксперт-криминалист легко это докажет. Судя по всему, злоумышленник спрятал арбалет и свечу в комнате кальканта, положив на меха. Кусочки тетивы осыпались. Вот возьмите. Corpus delicti,
[12] — Клим Пантелеевич протянул улику. Инспектор тупо посмотрел на него, потом кивнул и высыпал в бумажный конверт остатки тетивы.
Ардашев продолжал:
— Затем, до начала службы, злодей установил арбалет на лесах, протянул верёвки и привязал гирю. Потом поджёг свечу. В нужное время механизм сработал, и стрела поразила органиста.
Саар перелез через перила на леса и вымолвил:
— Признаться, я не совсем понимаю, как устроена эта адова машина.
— Ничего сложного. Арбалет стоит на треноге. Одна верёвка привязана к спусковому крючку и гире. Она свисает с задней доски, но не падает, поскольку удерживается другой верёвкой, привязанной к передней доске. Так вот она и проходит через надрез на восковой свече к самому фитилю. Когда пламя дошло до неё, она перегорела и перестала держать гирю от падения. Последняя, сорвавшись вниз, потянула спусковой крючок арбалета, и стрела вылетела.
— Но откуда преступник мог знать, когда бечёвка перегорит?
— Эта свеча из вощины. Её диаметр — один сантиметр, высота — тридцать. Полностью сгорает за три часа. Опытным путём можно установить, через сколько минут после зажжения, огонь дойдёт до нужного места. Обращаю ваше внимание, что вторая верёвка, проходящая через свечу — не обычная бечева, а сапожная дратва. Она тоньше, прочнее и, к тому же, навощена, что приводит к быстрому горению.
Инспектор перелез через перила обратно. Тем временем, доктор уже осмотрел труп, извлёк из тела стрелу и тихо вымолвил:
— Mors vera.
— Что вы там бормочете, доктор? — недовольно спросил Саар.
— Я сказал, что наступила смерть.
— Так прикажите санитарам забирать труп!
— Да вот и они, — указывая на двух рослых мужчин, выговорил врач.
Тело положили на носилки. Полицейский вдруг снял туфли с покойника и принялся их внимательно рассматривать. Санитары ушли.
— Необычная обувь, — вымолвил Саар.
— Уж это точно! Не каждый сапожник возьмётся за её изготовление, — вмешался в разговор пастор.
— В Таллине только два мастера шьют туфли для органистов. У одного будка на Русском рынке, а другой у Александровской гимназии, — добавил викарий.
— Почему только двое?
— Слишком большие требования. На подошву и каблуки нужно наклеить замшевые наклейки, позволяющие ногам скользить вдоль и поперёк педалей. А чтобы чувствовать ножные клавиши, подошва должна быть очень тонкой. И каблук высокий, но не широкий. Это облегчает игру пяткой. Вставка на носке оберегает пальцы. Кожаный верх мягкий и эластичный, обеспечивает вентиляцию стопы. Но колодка нужна узкая, чтобы не допустить нажатие сразу двух басовых клавиш. Покойный как-то рассказывал мне об этих сапожных премудростях, — печально вздохнул викарий.
