— А десерт?
— Мороженное, пирожные — самые нежные и два кофе по-арабски.
— Простите, — смутился официант, — но мы не готовим по-арабски.
— Я так и думал, — рассмеялся Ардашев. — А по-турецки на молоке?
— К сожалению, тоже не подаём. Можем просто по-турецки.
— Ладно. Сделайте, хоть так.
Ресторанный слуга удалился.
За фортепьяно появился музыкант, и на сцену вышел невысокого роста певец. Прозвучало несколько вступительных аккордов и полилась песня:
Как солнце закатилось,
Умолк шум городской,
Маруся отравилась,
Вернувшися домой.
В каморке полутемной,
Ах, кто бы ожидал,
Цветочек этот скромный
Жизнь грустно покидал.
Измена, буря злая,
Яд в сердце ей влила.
Душа ее младая
Обиды не снесла.
Её в больницу живо
Решили отвезти,
Врачи там терпеливо
Старалися спасти.
— К чему старанья эти!
Ведь жизнь меня страшит,
Я лишняя на свете,
Пусть смерть свое свершит.
И полный скорби муки
Взор к небу подняла,
Скрестив худые руки,
Маруся умерла.
Видя, как загрустила Варнавская, Ардашев покачал головой и сказал:
— Ну да, нам сегодня не хватает только темы отравления.
— Нет-нет, эта песня, как раз, напоминает спокойные времена. Я слышала её в тринадцатом году. Папа принёс пластинку. Мы жили в доходном доме на Каменноостровском проспекте в Петербурге. У нас тогда был граммофон. Но то была совсем другая жизнь.
— Я не спрашиваю, что привело вас в Ревель. Вероятно, у всех нас одна общая трагедия.
— Папу и маму убили пьяные солдаты в восемнадцатом году. Они ворвались в нашу квартиру и начали проводить обыск. Папа потребовал у них мандат. Тогда один из них в него выстрелил, а маму, как нежелательного свидетеля, закололи штыками. Из квартиры вынесли всё, что было можно, а что нельзя — поломали. Меня не было дома. Я ходила на рынок менять вещи на крупу. А когда вернулась, то долго не могла прийти в себя. Часть ценностей осталась в тайнике. Похоронив родителей, я поняла, что надо бежать из России, и как можно скорее. Сосед по парадному — бывший чиновник акцизного ведомства — помог мне перебраться в Ямбурге через границу. А вот ему не удалось, был арестован чекистами. Когда я приехала в Ревель, то поняла, что у меня неважные документы и попалась на удочку мошенника.
Официант принёс заказанные блюда, откупорил и разлил вино, и водку.
— Позвольте выпить за ваше счастье, Анастасия Павловна. Вам много пришлось пережить, и хочется надеяться, что всем бедам должен наступить конец.
— Благодарю вас, Клим Пантелеевич.
За едой и напитками время текло незаметно. На смену певцу вышла певица. В ресторане собиралась преимущественно русская публика, и потому со сцены текли задушевные романсы на стихи Кольцова, Тютчева, Блока.
— А вы в Ревель надолго? — поинтересовалась Варнавская.
— Планировал на несколько дней, но теперь, судя по всему, придётся задержаться.
— Тогда я могла бы показать вам местные достопримечательности. До большевистского переворота я давала частные уроки живописи, потом окончила Педагогические курсы при Императорской Академии художеств. Я люблю искусство, и в Ревеле есть, что посмотреть. Но, как я поняла, из ваших слов, сказанных в полицейском автомобиле, вы довольно неплохо разбираетесь в его истории, коли упомянули об арабском путешественнике… забыла его имя.
— Аль-Идриси, — улыбнулся Ардашев. — Но это ни о чём не говорит. У меня есть привычка: перед поездкой в новую для меня страну, я стараюсь прочитать о ней как можно больше. Мои знания о городе исчерпываются сведениями о трагедии Шарля Леру в Ревельской бухте 12 сентября 1898 года.
— Простите, никогда не слыхала об этом французе.
— Нет, он родился в Северо-Американских Штатах, племянник американского президента Авраама Линкольна.
— А что с ним случилось?
— Вы знаете, что такое парашют?
— Нет.
— Парашют — это своеобразный огромный зонт из прочной шёлковой материи, только вместо ручки — стропы. Они соединяют парашютный купол и человека. С помощью парашюта можно безопасно спуститься на землю, спрыгнув с воздушного шара или аэроплана. Леру устроил платное турне по Европе. Выступал в Англии, Австро-Венгрии и Германии. Он наполнял шар газом, поднимался к облакам и на глазах изумлённой публики, открыв дверь корзины воздушного шара, ступал в бездну. Смельчак летел камнем вниз, зрители были в ужасе, но через некоторое время парашют благополучно раскрывался, и отважный воздухоплаватель вполне успешно опускался на землю. Посетители аттракциона рукоплескали. Деньги текли рекой. И когда поступило предложение от русского антрепренёра Георга Парадиза, он согласился, даже несмотря на невыгодные условия: шестьдесят пять процентов сборов отходили русскому импресарио — и только тридцать пять — Шарлю Леру. С успехом он выступил в Петербурге, Одессе, Харькове, Варшаве, Либаве, Риге… И осенью добрался до Ревеля. Двенадцатого сентября, в пять вечера на холме Старого города собралась публика. Шар с воздухоплавателем взмыл высоко в небо. Зрители видели, как его относило в сторону моря. Когда он поднялся, приблизительно, на шестьсот метров, Леру покинул шар. Парашют раскачивало, словно маятник и смельчак, освободившись от него, прыгнул в воду. Какое-то время пловец был на поверхности, но потом пропал. К нему направили катер и лодки. Леру нигде не было. Тело воздухоплавателя нашли местные жители только через два дня. Это был его двести тридцать девятый прыжок.
— Точно! Я вспомнила. Он похоронен с почётом на старом немецком кладбище. Там же и памятник ему установлен.
— Вероятно. Я этого точно не знаю. Говорят, что перед этим импресарио поселил Леру в гостинице «Золотой лев» в комнате под тринадцатым номером.
— В «Золотом льве»? — изумилась Варнавская.
— Да, а что?
— Нет, ничего.
— Постойте-постойте… Вы отказались от ресторана в этой гостинице, а сейчас вновь так удивились, услышав её название. Думаю, вам бы лучше объяснить мне, почему этот отель так вас беспокоит. Но, если не хотите, можете не говорить.
— Никакой тайны нет, — вздохнула Анастасия. — Мне было стыдно признаться, что там я работаю горничной. Под угрозой увольнения нам запрещено посещать ресторан нашего отеля. У меня два дня выходных. Сегодня и завтра.
— Давайте не будем говорить о грустном. Тем более, под десерт. Его нам уже несут.
Непринуждённый разговор, музыка и вино расслабили даму. Её щёки зажглись румянцем, и Анастасия смотрела на своего спутника так, как дети разглядывают новую игрушку — с интересом и восхищением.
