С армией тоже обошлись аккуратно. Под командованием Монка она помогла посадить короля на трон, но так же хорошо могла бы и скинуть его оттуда. Снова ввели подушный налог, чтобы профинансировать выплату задолженностей солдатам, и к осени всех демобилизовали. Они возвращались, если это было возможно, к своим старым домам и занятиям. Однако им разрешалось оставить при себе оружие, и наиболее радикальные из них по-прежнему поддерживали «доброе старое дело» республики. В конце года специальной декларацией им запретили собираться в Лондоне, но на самом деле солдаты не представляли серьезной угрозы. Большинство рассеялось по стране, что побудило проповедника Ричарда Бакстера заметить: «Господь лучше поучаствовал в роспуске этой армии, чем в любой из ее самых больших побед».
Однако на первом месте, как всегда, оставался религиозный вопрос, со всеми распрями между теми, кто стоял на позициях Англиканской церкви, и теми, кто принял пуританство или пресвитерианство. «Защитник веры» не давал прямого указания. По-прежнему сложно высказаться с какой бы то ни было ясностью по поводу религиозных убеждений короля Карла II. Он умер католиком, и возможно, тайно принял католичество еще в изгнании. Но, судя по всему, Карл не имел достаточно твердой веры, чтобы придерживаться какой-либо определенной конфессии: он был политик, а не благочестивец. Различия в вероисповеданиях совсем его не интересовали, и он частенько поддразнивал брата Якова, ярого католика, по поводу скандальной жизни римских пап. О собственных сексуальных шалостях он говорил, что Бог не проклянет мужчину за небольшое удовольствие. У него был легкий нрав и спокойная совесть.
Тем не менее уже через месяц после возвращения в Англию Карл широко применял церемонию «королевского наложения рук», посредством которой с Божией помощью мог исцелять больных золотухой, называемой «королевской хворью», – поразительный пример Божьей благодати, подтверждавший, что король есть помазанник Божий, и Карл охотно этим пользовался в подтверждение права на трон. Раз в месяц, до самого конца его правления, сотни золотушных людей стекались в Банкетинг-Хаус, где терпеливо, с достоинством король прикасался к их язвам.
Старый порядок вроде бы вернули, однако глубоко под ним скрывались серьезные изменения. Французский посол, например, писал Людовику XIV, что «это государство имеет монархическую наружность, потому что король наличествует, но по своей сущности оно очень далеко от монархии». Власть парламента после его успеха в гражданской войне неизмеримо возросла; король теперь не имел возможности ни собрать деньги с подданных, ни арестовать кого-то без согласования с парламентом. В финансовом отношении Карл теперь тоже зависел от субсидий, ежегодно выделяемых ему парламентариями в Вестминстере.
Власть короля сократилась и в других отношениях. Суд Звездной палаты не восстановили. К попыткам создать крупную постоянную армию относились с большим подозрением. Возросло также влияние Сити, и с событий тех лет мы можем отсчитывать начало функционирования государства коммерсантов, ориентированного на тех, кто продает и покупает.
Власть, прежде сосредоточенная в руках одного человека, без разницы – Стюарта или Кромвеля, стала более сбалансированной и распределенной. Были учреждены департаменты двух государственных секретарей, занимавшиеся внутренними и иностранными делами; были созданы постоянные комиссии для таких дел, как распределение и сбор налогов. Государственное казначейство вывели из-под контроля короля и возложили на него обязанность санкционировать все выплаты. Вскоре заработали тридцать комитетов, а во второй половине 1660 года к ним добавились Совет по торговле и Совет по заморским колониям.
Тем не менее эта система не была бюрократической в современном понимании, поскольку она строилась на патронате и щедрых даваемых и получаемых «вознаграждениях» за оказанные услуги. Многие из служащих формально не были государственными, а оплачивались вышестоящими чиновниками. Более важные должности считались личной собственностью, занимались пожизненно и потом продавались близкому родственнику или лицу, предложившему наивысшую цену. Не стоит считать эту систему коррупционной, поскольку она стала единственным вариантом обеспечения функционирования правительства.
Главные различия между эпохами республики и реставрированной монархии меньше бросались в глаза. Люди перестали верить в бумажные конституции, подобные тем, что вводил Кромвель; религиозная сторона государственных дел потеряла прежнюю значимость, и вера в конце концов стала личным делом. В Вестминстере больше не будет фанатиков. Политическая теория становится собственностью философов, таких как Локк и Гоббс, а не богословов. Возможно, поэтому многие тогда говорили, что и сама вера пошла на спад. Томас Спрэт, писавший историю Королевского научного общества, отметил, что «влияние, которое христианство некогда оказывало на умы людей, теперь поразительно ослабло».
Уверенность, с которой велись прежние религиозные войны – да будет позволено их так назвать, – стала исчезать в публичных беседах Нового времени, в них предпочитались рассудительность и вежливость. Теперь человек мог формировать свое мнение скорее в кофейне, чем в церкви или на тайном собрании (в год реставрации монархии впервые среди напитков упоминаются чай, кофе и шоколад). Как видно из дальнейшего, парламент обязал короля сделать Англиканскую церковь государственной, но пуритан и диссентеров невозможно было подавить до конца. Принуждение в итоге пришлось заменить убеждением.
Официальную коронацию Карла II отложили и назначили на День святого Георгия 23 апреля 1661 года, ровно за две недели до открытия его первого парламента. Карл II стал последним монархом, который при полном параде проехал верхом по улицам Лондона накануне торжественного события. Он прекрасно знал, что церемониал составляет основу королевского величия. Карл приказал тщательно изучить старинные документы, чтобы полностью воспроизвести церемонию коронации. После казни его отца все королевские регалии разбили и продали, но он распорядился сделать копии, повторяющие прежние до мельчайших деталей. На нем были золотые и серебряные одежды и головной убор из малинового бархата, отделанный мехом горностая. Проданные в качестве сувениров первые коронационные кружки свидетельствуют о популярности события в народе. Сам день выдался хорошим и ясным, но Пипс записал в дневнике, что сразу после церемонии «пошел дождь с громом и молниями», какого он «не видел уже несколько лет». Само собой разумеется, делались соответствующие предсказания.
Парламент собрался 8 мая. Соседство по времени этих двух событий стало данью понятию «корона в парламенте» – наименование верховной власти в Англии. Поскольку половина новых парламентариев происходила из семейств, пострадавших за дело короля, его стали называть «Кавалерским парламентом». Это были по большей части молодые люди, но король заметил, что «будет держать их, пока у них не отрастут бороды». Карл сдержал обещание, сохраняя этот состав парламента следующие восемнадцать лет.
Они, разумеется, поддерживали дело короля и епископов, но больше всего стремились защищать права джентри, к которым в основном принадлежали сами. Пресвитериане составляли незначительное меньшинство и не имели возможности сдержать или ограничить условно консервативную волну. В течение пяти лет парламент серией законов усилил верховенство англиканства в стране. Через две недели после начала работы парламента документ «Торжественной лиги и Ковенанта» (договора, который обязал страну к пресвитерианскому соглашению с Шотландией) без долгих размышлений сжег городской палач в Вестминстере и в других местах города. Джон Ивлин заметил: «О, поразительная перемена!»
