Еще один брачный союз дополнил то, что условно можно назвать внешней политикой Карла. Его сестра Генриетта вышла замуж за гомосексуального брата Людовика XIV и помогла установить более близкие отношения между Францией и Англией, которые в итоге стали даже чересчур близкими. Людовика XIV боялись и подозревали в попытках возвысить себя как «всемирного монарха» в условиях упадка влияния Испании; однако Карл восхищался его абсолютистским централизованным режимом, не имея надежды добиться подобного сам.
Король отправился в Портсмут встретить невесту и доложил Кларендону, что «лицо ее не настолько совершенно, чтобы назвать красивым, однако глаза прекрасны, и в ней нет ничего, что могло бы шокировать даже в малейшей степени». Не то чтобы это громкое одобрение, но для королевского союза вполне достаточно. Ее передние зубы немного выступали, а волосы были уложены на одну сторону по португальской моде. Говорят, в узком кругу король заметил: «Джентльмены, вы привезли мне летучую мышь». Сначала Екатерина попросила чашку чая, тогда это было новинкой. Вместо чая ей предложили бокал эля.
С ней приехали, как описал их граф де Грамон, «шесть страшилищ, которые называли себя фрейлинами, и дуэнья, тоже уродка, принявшая титул наставницы этих выдающихся красавиц». Массу насмешек вызывали также их огромные юбки с фижмами на китовом усе.
Екатерина имела серьезную конкуренцию. Король славился как ненасытный заядлый волокита. Пипс подсчитал, что еще до Реставрации у него было семнадцать любовниц. Джон Драйден в поэме «Авессалом и Ахитофель» пишет, что он щедро «разбрасывал свое семя по всей земле»
[43]. А граф Рочестер в своих стихах прямо пишет, что «веселый король переходил от шлюхи к шлюхе безостановочно»
[44].
От бывшей любовницы Люси Уолтер Карл имел сына, который в 1663 году станет герцогом Монмутом. Теперь место его фаворитки занимала Барбара Палмер, чей муж был пожалован в графы Каслмейн. Леди Каслмейн скоро стала необходимой для удовольствий его величества. Пипс сообщал, что она властвовала королем, используя «все трюки Аретино [поэт непристойности]… в которых он был весьма ловок, имея большой…». Дальнейшее – молчание. Леди уже была на сносях к моменту приезда Екатерины в Англию.
Влечение короля к леди Каслмейн было так сильно, что он назначил ее фрейлиной при спальне своей жены. Екатерина возразила против столь удобной схемы, гнев ее привел к отчужденности в отношениях королевской четы. Новая английская королева принимала гостей в Хэмптон-Корте, когда ее муж ввел в комнату леди Каслмейн. Екатерина, по-видимому, не расслышала названного имени, поскольку встретила ее достаточно спокойно, но осознав, кто перед ней находится, королева разрыдалась и упала в обморок. Король пригласил Кларендона в качестве посредника, и в итоге королева отступила и пригласила свою соперницу.
На самом деле она полюбила своего мужа и ни в коем случае не хотела охладить его чувства к себе. Однако она не смогла выполнить свою главную роль: оказалось, что она не способна выносить ребенка, и не потому, что не пыталась. Итальянский путешественник при английском дворе Лоренцо Магалотти слышал, что королева была «необыкновенно чувствительна к удовольствию» и после соития «из ее детородных органов шла кровь в таком большом количестве, что не останавливалась несколько дней».
Со временем король завел другую возлюбленную, Фрэнсис Стюарт. О ней граф де Грамон говорил, что трудно вообразить меньше ума в сочетании с большей красотой. Снабженная шлемом и трезубцем, она стала моделью для изображения Британии на английских монетах. Карл постоянно влюблялся то в одну, то в другую. От семнадцати известных любовниц он имел тринадцать внебрачных детей, некоторые из них стали герцогами или графами.
Сам королевский двор превратился в объект многочисленных сплетен и злословия. Маколей в эссе для журнала Edinburgh Review изложил безусловно преувеличенный случай: «Во дворце обнаружен мертвый ребенок, отпрыск какой-нибудь фрейлины от некоего придворного, а возможно, и самого Карла. На него слетается целая стая шутов и несет его в королевскую лабораторию, где его величество, после отвратительной остроты, препарирует его на потеху собравшихся, и, вероятно, отца ребенка среди всех прочих».
Правление святых сменило правление грешников, которые, казалось, соревновались друг с другом в пьянстве и распутстве. Когда епископ в королевской капелле наставлял против «неправильных увеселений», паства хохотала ему в лицо. После посещения двором Оксфорда ученый Энтони Вуд отметил, что «они вели себя как мерзкие животные, после своего отъезда в каждом углу оставили экскременты: в каминах, кабинетах, на угольных кучах, в винных погребах. Невежественные, невоспитанные развратники; самодовольные, пустые, легкомысленные». И конечно, в моральных устоях и манерах они следовали за своим королем. Нет сомнений, что и в других королевских дворах процветало расточительство и разврат – сразу вспоминается двор Вильгельма II, – но никогда они так не выставлялись на всеобщее обозрение и осуждение.
Вокруг короля сложился кружок «острословов»; среди них были Джордж Вильерс, герцог Бекингем и сэр Чарльз Седли. Обычно они собирались в апартаментах последней любовницы короля или в жилище печально известного Уильяма Чиффинча, который стал «хранителем личного кабинета короля». Наиболее значительный вклад умников в жизнь королевского двора составляли крайне непристойные стихи и рассказы. Их остроумие проявлялось в словесной экстравагантности и мастерстве, каламбурах и намеках, или, как сформулировал Роберт Бойль, «тонкости понимания вещей… быстроте и ясности их выражения».
А предметов для насмешек находилось немало. Летом 1663 года Седли голым вышел на балкон гостиницы «Петух» на Боу-стрит и принялся, по словам Сэмюэла Пипса, изображать «все позы похоти и содомии, какие только можно себе вообразить, оскорбляя Священное Писание». Он произнес издевательскую проповедь, в которой объявил, что «продает такой порошок, который заставит бегать за ним всех сук города». После этого «он взял стакан вина, прополоскал в нем свой член, а потом выпил; затем взял еще один стакан и выпил за здоровье короля». Потом он начал «испражняться».
На следующий день его доставили к главному судье, который спросил, читал ли Седли наставление Генри Пичема для юношей «Совершенный джентльмен». Затем его обязали не нарушать покой короля под залог в 500 фунтов стерлингов, после чего Седли заявил, что «он первый человек, который платит за собственные фекалии». Залог был внесен деньгами, взятыми у самого же короля.
37. На дороге
Во время пути Верный и Христианин встретили Краснобая, человека, который «издали выглядел приятнее, чем вблизи». Он вступил в беседу с друзьями-попутчиками.