Когда 21 октября 1678 года началась сессия парламента, он со своими сторонниками возглавил ту самую охоту. Были учреждены комитеты для обеспечения безопасности короля и расследования заговора. Обе палаты парламента единогласно приняли резолюцию, что «существовал и существует сейчас ужасный дьявольский заговор, затеянный и осуществляемый папистскими рекузантами с целью убийства нашего короля, ниспровержения правительства, а также подрыва и уничтожения протестантской веры». Оутса слушали в палате общин три дня, и на основании его показаний арестовали пять лордов католического вероисповедания. Был принят закон, по которому из обеих палат исключили католиков. Шафтсбери выдвинул предложение, что следует просить короля вывести Якова, герцога Йоркского, из Королевского совета.
В конце ноября Тит Оутс еще выше поднял градус страстей, появившись в суде палаты общин. «Я, Тит Оутс, обвиняю Екатерину, королеву Англии, в государственной измене». Эти слова взволновали общины, и они проголосовали за то, чтобы удалить королеву и ее двор из Уайтхолла. Однако лорды повели себя более осмотрительно и проверили свидетелей, которые дали показания против нее. Они не поверили в их правдивость и не дали хода обвинениям Оутса. Король раньше лично встречался с Оутсом, и доносчик во время беседы обвинял его супругу. Карл сдержался, но приказал изъять все бумаги Оутса и контролировать его разговоры с другими людьми.
Король, казалось, не поверил ни единому слову Оутса, но он был не в состоянии открыто противостоять всей силе гнева протестантов. Как сказал его министр маркиз Галифакс, «нужно действовать, как будто это правда, независимо от того, так оно или нет». Поэтому меры против папистов ужесточили, и пятерых лордов-католиков, помещенных в Тауэр, обвинили в государственной измене. Был принят второй Акт о присяге, расширивший действие присяги на членов обеих палат парламента. В ходе дебатов один лорд заявил: «Я не потерплю, чтобы католик или католичка оставались здесь; не потерплю ни папистского кобеля, ни суку; не потерплю даже, чтобы папистский кот мурлыкал или мяукал о нашем короле». В начале декабря Эдварда Коулмена отволокли в Тайберн, где его повесили, утопили и четвертовали; в 1929 году он был причислен к лику блаженных как католический мученик.
Теперь началось второе действие политической драмы: Ральф Монтегю решил взяться за графа Дэнби. Именно Монтегю как английский посол в Париже получил письмо графа относительно тайных субсидий Карлу от французского короля. Летом того года он потерял должность за развращение дочери бывшей королевской фаворитки леди Каслмейн и теперь жаждал мести. Возможно, тут поучаствовала и другая сторона. Людовик XIV, зная об антипатии Дэнби к французскому делу, имел достаточно оснований желать его отставки.
Будучи избран в палату общин от округа Нортгемптон, Монтегю договорился обнародовать в парламенте его «секретные письма» от Дэнби. Раскрылось, что Дэнби, с согласия короля, просил взятку у Людовика в то же время, когда запрашивал деньги у палаты общин на формирование армии против Франции. Как сформулировал лорд Кавендиш, «из этих документов стало ясно, что войну с Францией использовали как предлог для создания армии, и там наверху интересовались только армией – и папизмом». В палате общин делегат от Шафтсбери Томас Беннет сказал: «Я поражаюсь, почему молчит парламент, когда нас продали французам за шесть миллионов ливров». Положение Дэнби крайне усугубил тот факт, что сама армия по-прежнему существовала: у короля не было средств ни на ее использование, ни на роспуск.
Графу было не спастись. Против него выдвинули обвинения по семи пунктам, среди них были обвинения в том, что он сохранял армию для свержения правительства, и в «склонности к папизму». В палате лордов Дэнби активно защищался. Он высмеивал своего обвинителя Монтегю за измену и двуличность в отношении своего короля, он не признавал обвинений и требовал немедленного суда.
Карл тогда решил отсрочить судебные процедуры против своего главного министра, избавившись от парламента. На заседании Тайного совета в первые недели 1679 года король сказал своим советникам, что не ждет их совета, потому что они больше страшатся парламента, чем самого монарха. 24 января Карл распустил парламент. Так прекратил свое существование «Кавалерский парламент», который впервые собрался в 1661 году, сразу после реставрации короля. Он проработал семнадцать лет и за этот период времени из собрания сторонников короля превратился в сборище параноиков, разобщенных между собой, неспособных договориться, готовых обрушиться и на королевских министров, и даже на самого короля.
Однако Карл и его министры принесли пользу стране, сами того не подозревая. Окончание войны на море с голландцами в 1674 году, например, существенно повысило в стране объем торговли на экспорт. Возврат акцизов после того года значительно увеличился по таким основным товарам, как пиво, эль, чай и кофе, что, в свою очередь, свидетельствует о резком росте потребления. Рост прибыли заметно сказывался и на королевских доходах, которые тоже стали расти. Сообщения того времени наводят на мысль, что средние классы тоже почувствовали вкус к импортным «предметам роскоши», а работающие бедные стали покупать такие вещи, как трикотажные чулки, керамическую и латунную посуду. Торговая революция XVIII века началась на три-четыре десятилетия раньше. Успешная колонизация территорий Северной Америки и Вест-Индии, предпринятая в правление первых королей династии Стюарт и при протекторате Оливера Кромвеля, теперь приносила плоды в виде постоянно растущих объемов торговли. К 1685 году англичане имели самый большой коммерческий флот в мире. Английские суда везли сахар, табак и хлопок на огромное лондонское торжище.
Картину материального благополучия дополняют следующие факты. В 1672 году, например, между Лондоном и всеми основными городами королевства пустили дилижансы; сообщалось, что «каждый городок в пределах 32 километров от Лондона переполнен ими». Повсеместность дилижансов предвещала реорганизацию транспорта в следующем столетии с дальнейшим развитием платных дорог и каналов. Страна постепенно ускоряла темп развития и одновременно обретала целостность.
В экономической истории общим местом стало утверждение, что сельскохозяйственная революция XVIII века фактически началась в середине XVII столетия. Знакомство с новыми зерновыми культурами и неуклонное распространение «огораживаний» с целью добиться когезии и производительности земель уже меняли английский ландшафт. Изобилие зерна, например, было таково, что в 1670 году производителям разрешили экспортировать свой урожай вне зависимости от цен на внутреннем рынке.
В 1682 году Джон Хоутон в своем «Собрании известий для развития предпринимательства и торговли» писал, что «с момента наисчастливейшей реставрации Его Величества полезные советы Королевского научного общества пробудили и заставили действовать всю страну: парки засаживались, общинные земли огораживались, леса превращались в пашни, а пастбища улучшались клевером, турнепсом, сурепкой, петрушкой и многими другими хорошими растениями, так что корм для скота произрастал так же быстро, если не быстрее, как и потреблялся…». Это означало, что практические эксперименты и новые методы стали приносить результаты.
