Должность рассматривалась как фамильная собственность. Крупным государственным служащим разрешалось (от них даже ожидались подобные действия) назначать своих преемников. Разумеется, они делали выбор после получения соответствующего вознаграждения. Происходило обсуждение условий между лицом, занимающим пост, фаворитом на должность и несколькими претендующими соискателями. Некоторые чиновники были личными служащими других официальных лиц. Имело значение только то, с кем вы знакомы и насколько вы богаты. Когда в 1618 году освободилось место канцлера герцогства Ланкастер, сорок три претендента вступили в борьбу за пост, который продавался примерно за 8000 фунтов стерлингов. Особо коррумпированными были административные должностные лица морского ведомства: они брали взятки, назначали личных слуг на государственные должности, перенаправляли предметы снабжения, выплачивали себе двойное денежное пособие, заказывали худшее по качеству сырье, присваивая разницу в цене, использовали корабли для коммерческих рейсов, соответственно взимая плату.
Все дела под эгидой короны – денежные награждения и дополнительные льготы, ежегодные ренты и пенсии – обходились недешево. Сэмюэл Доувз писал, что «2 февраля мое дело разбиралось в Канцлерском суде
[13]. В заседании был человек на должности судебного глашатая, когда он меня вызвал, я дал ему восемь шиллингов… и еще двум людям, которые обеспечивали возможность довести дело до рассмотрения, требовалось дать по восемь шиллингов, и я заплатил. И еще за дверью меня остановили два человека, потребовали добавить по два шиллинга, что я и сделал». Платили за место на рыночной площади, платили за право продавать и производить ткань. Когда группе монополистов даровали право содержать маяк в Дангенессе с вознаграждением в виде сборов со всех проходящих кораблей, они предоставили маяку одну-единственную свечу.
А что нового произошло за границей? Quid novi? «Быстро не получится пересказать все повороты дела, – писал Джон Чемберлен, – которое сильно занимало “Павла” и Лондон целую неделю». «Павел» – это центральный проход собора Святого Павла, где любители посудачить и те, кого называли сплетниками, встречались, чтобы обсудить последние новости. У лордов и джентри, придворных и коммерсантов, а также людей всех профессий было устойчивой привычкой собираться в храме в одиннадцать часов и до двенадцати прогуливаться по центральному проходу; после обеда, с трех до шести, они встречались снова – обсуждали политическую и деловую жизнь или приглушенными голосами пересказывали все слухи и тайны Лондона. Про каждого поставщика секретов из королевского двора говорили – «один из наших новых главных глаголов в “Павле”, хорошо знакомый со всеми событиями». Таким образом, оживленный проход собора стал известен под названием «притон сплетен», его атмосферу наполняло, как сформулировал наблюдатель того времени Джон Эрл, «странное гудение или жужжание, смешанное со звуками ходьбы, – работа языков и шарканье ног».
Говорили, что одним из пороков Англии была болтовня «бесцеремонных любопытных» – другими словами, «информаторов». Джозеф Холл в своем произведении «Характеры добродетельные и порочные» (1608) описывает одно такое существо. «Чем человек рискует, отправляясь в Гвинею, и что там получает, он знает до подробностей. Он знает, подпишет ли Голландия мирный договор и на каких условиях… Если он видит, что два человека разговаривают и читают письмо, он бежит к ним и спрашивает, нельзя ли поучаствовать в этом секретном деле».
Итак, мы читаем, что «общество думает и волнуется по поводу большого дела Фабрицио», или «в худшем случае общество считает, что если они дойдут до соперничества, то оба сделаны из одинаково хрупкого металла». Общество думает так, общество говорит эдак. «В наши дни то, что кажется наименее вероятным, обычно происходит быстрее всего». «Говорят, что король собирается в Ройстон». «Сейчас об этом говорят все». «У нас так мало новостей, особенно государственных, что мы вынуждены приниматься за работу без всякого удовольствия…» «По секрету ходят разговоры о смене чиновников… по которым можно понять, кто хочет и надеется стать лорд-канцлером». Лодочники угощали своих клиентов новостями; простые горожане получали порцию слухов, сидя в кресле цирюльника. Некоторые люди зарабатывали на жизнь, рассылая по стране рукописные новостные листки. Слухи могли распространяться со скоростью свыше 80 километров за ночь.
Итак, что новенького при дворе? В марте 1617 года король отправился на север. Своему тайному советнику в Шотландии он сказал: «Все эти долгие годы мы испытывали огромное естественное желание увидеть родную землю, то место, где мы родились и выросли». Свое чувство он назвал (просто очаровательно) «инстинктом, свойственным лососю». В неторопливом путешествии короля сопровождали сотни придворных, которые, подобно саранче, пожирали все на своем пути через страну, пока не прибыли в Эдинбург в середине мая. Никто не знал в точности, кем должен финансироваться визит, и те, кто находился на пути королевского кортежа, опасались самого худшего. Сотни лет ни один английский король не прибывал таким образом. Когда Яков достиг границы, он спешился и лег на землю между двумя странами, объявив, что символизирует собой объединение Шотландии с Англией.
Многие советники Якова и аристократы не захотели следовать за королем. Они не интересовались Шотландией и не ожидали от нее ничего хорошего. Для них эта страна была неотесанной и даже дикой. Даже королева отказалась ехать со своим мужем, сославшись на недомогание. Один английский придворный, сэр Энтони Уэлдон, написал, что это иностранное государство «великолепно для тех, кто им владеет, и отвратительно для всех прочих… Здесь много дичи – и дикое количество грязи: грязных жилищ, белья, посуды и жратвы… Эта страна, хотя и гористая, не содержит в себе чудовищ, за исключением женщин».
Яков привез с собой свечи и певчих, а также пару орга́нов: он намеревался убедить пресвитерианскую церковь Шотландии принять богослужение Англиканской церкви, однако особо не преуспел. Шотландские священники остерегались этого «папистского гвалта». «Первыми звучат органы, – сказал один кальвинистский богослов, – и только потом начинается месса». Кроме того, король восстановил против себя многих членов шотландского парламента. В речи на открытии сессии Яков пустился в рассуждения о достоинствах Английского королевства. Он сказал своим соотечественникам, что «больше всего желал бы сократить вашу грубость до приятной любезности английских соседей». К тому времени шотландцы уже узнали от англичан, как предаваться гомосексуальным утехам, пропивать здоровье и курить табак. Поэтому высказывание короля не могло быть встречено с энтузиазмом.
А еще какие новости? Летом 1617 года сэр Уолтер Рэли, недавно освобожденный из Тауэра для определенной цели, отплыл в Гвиану на поиски золота. Король ясно приказал ему никоим образом не задевать испанцев: он по-прежнему добивался для своего сына руки испанской инфанты. Достигнув в конце концов устья реки Ориноко, Рэли направил лейтенанта Лоуренса Кеймиса вверх по реке установить расположение легендарного золотого прииска. Однако по пути Кеймис атаковал испанцев, державших Сан-Томе. После ненужного боя, в котором погиб сын Рэли, лейтенанта вынудили вернуться к основному флоту. Теперь была потеряна возможность добраться до прииска, и Рэли с позором возвратился в Англию. На борту корабля Кеймис совершил самоубийство. Ярость короля не знала границ, а королевский гнев нередко означал смерть. Яков посчитал, что Рэли сознательно обманул его по поводу присутствия золота, к тому же неудачливый геологоразведчик неоправданно и без особой необходимости обеспечил ему враждебность Испании.
