Тогда была создана отдельная комиссия для рассмотрения их претензий. Руководили работой этой комиссии Уорвик, Генри Брук, Эссекс, Бедфорд, Сай и их соратники. Комиссия расположилась в Расписной палате и стала альтернативным судом, действующим по нормам статутного и общего права, который рассматривал все аспекты деятельности правительства. Прежде парламент собирали только для того, чтобы провести деловые операции короля, теперь же он занялся государственными делами, никак не учитывая короля.
Доказательства против Страффорда представили 24 ноября 1640 года, они были сформулированы в первой статье официального обвинения. Палате общин предлагали объявить, что «Томас, граф Страффорд, вероломно пытался низложить основные принципы права и управления королевствами Англии и Ирландии и вместо них установить произвольное деспотическое правление вопреки закону». В речи к палате общин Пим утверждал, что свидетельств достаточно для обвинений в большой, опасной измене, вдохновляемой злым умыслом и нацеленной на огромный ущерб. Он обвинил графа в стремлении посеять вражду между королем и его подданными. Стало ясно, что нельзя позволить Страффорду остаться в живых; если он избежит обвинения в измене, то может превратиться в средоточие роялистских надежд и даже предвестие восстановления беспарламентского правления.
В конце ноября три фанатика, которых искалечили и посадили в тюрьму по указанию архиепископа Лода, – Принн, Бертон и Баствик – с триумфом возвратились в столицу; на шляпы они прикололи розмарин и лавр, под ноги им летели цветы. Розмарин символизировал память, а лавр – победу. Для Генри Бертона, пуританского пресвитера, это был «добрый славный день, момент, когда поднимающееся над Англией солнце праведности готовилось пролить на нас свой свет». Этот яркий рассвет все еще зависел от ковенантеров на севере, и в первые дня декабря парламент проголосовал за выделение субсидий для шотландской армии.
Обсуждение религиозных вопросов было главным в первой сессии этого собрания, которое известно под названием «Долгий парламент». Они перевешивали все проблемы светского управления. Благочестивые уже пустились преследовать арминианцев. Толпа лондонцев ворвалась в собор Святого Павла, разбила престол и разорвала книгу с новой литургией. На Стаурбриджской ярмарке проповедник возмутил толпу, выкрикивая «Простите! Простите! Простите!» за идолопоклонническую мессу, предписанную властью. В городе Брислингтон графства Сомерсет смещенный с должности пресвитер проповедовал своей пастве на улице в тени деревьев, теперь же приход вернул его в церковь и вручил ему ключ.
11 декабря жители Лондона обратились в парламент с петицией «реформировать церковное управление». В обращении заявлялось, что «управление архиепископов и лордов-епископов, диаконов и архидиаконов и т. д. … пагубно и очень опасно как для Церкви, так и для государства»; таким образом, требуется ликвидировать это церковное управление «со всеми его пристройками, корнями и ветвями». Пятнадцать сотен поддерживающих петицию лондонцев собрались во дворе Вестминстера, хорошо одетые, дисциплинированные и уравновешенные. Передав петицию, они мирно разошлись по домам. «Основательную петицию», как стало известно, Пим передал в комитет, где она пролежала несколько месяцев.
Под рукой имелись более экстренные средства. 16 декабря парламент признал незаконными каноны, принятые Конвокацией весной того года, среди них и «Клятву и т. д.». Теперь пришло время атаковать самого архиепископа. 18 декабря Лоду предъявили обвинение и арестовали. Его обвинили в продвижении догматов, поддерживающих произвол королевской власти, а также в использовании судов как для навязывания нововведений в богослужение, так и для подавления истинно верующих. Один из членов парламента, Харботтл Гримстон, назвал Лода «корнем и почвой всех наших невзгод и бедствий». Вскоре к Лоду в Тауэре присоединились и другие епископы. Епископу города Или Мэтью Рену придется провести в заключении семнадцать лет. Парламенту дозволялось быть не менее мстительным и деспотичным, чем король, наверное, потому, что обе партии верили, будто исполняют волю Божью.
На двери часовни Святого Стефана кто-то нацарапал призыв «Помните о судьях». Их время тоже было не за горами. Все, кто в своих судебных решениях поддерживал короля, попали под следствие или под арест. Многие королевские придворные бежали от надвигающейся бури. Сэра Фрэнсиса Уиндебэнка, которого Пим обвинил в замалчивании католического заговора, ночью на веслах перевезли через Ла-Манш. Лорд – хранитель печати Финч бежал из страны в Голландию в тот день, когда ему предъявили обвинение.
Члены парламента теперь решили нарастить свои возможности. 24 декабря было предложено, чтобы ответственными за выплату денег шотландцам стали «английские лорды-уполномоченные», что фактически означало «лорды-пуритане», которые летом подали петицию о созыве парламента. Через пять дней Пим выступил за то, чтобы таможенные чиновники, которые были главными финансовыми агентами короля, «воздерживались от любых выплат» в казну до санкции парламента, – предложение Пима приняли единогласно. Теперь король не имел средств на оплату даже собственных домашних расходов.
Кроме того, на последней неделе декабря парламент согласовал, что должен собираться в фиксированные сроки при содействии или без такового со стороны короля. Был принят «Трехгодичный акт», чтобы обеспечить созыв парламента не реже одного раза в три года. Венецианский посол докладывал, что «если этот механизм будет введен, то бразды правления полностью перейдут к парламенту, а королю, лишенному денег и всей власти, останутся только представительские функции и симуляция деятельности». Оставалось посмотреть, готов ли Карл уступить свою власть. Борьба только начиналась.
20. Безумие и ярость
Новый, 1641 год стал для благочестивых временем ликования. Это был год, когда, по выражениям того времени, за периодом «большой скорби» последовала эпоха «своевременных милостей». Некоторые писатели датировали свои сочинения annus mirabilis (судьбоносный год) или anno renovationis (год возрождения). Это был золотой год, в который страна удостоилась Божьей доброты и милосердия. Памфлетист Джон Бонд в «Ликовании Англии на возвращение парламента» радовался, что «паписты трепещут… арминианцы повержены… жрецы Баала стенают о своей судьбе». Однако роялистам этот год принес массу бедствий, которые начались с битвы при Ньюберне.
Король оказался в отчаянном положении: его власть и государственные доходы были под угрозой, а главные советники томились в Тауэре. Генриетту Марию приводила в ярость ситуация при королевском дворе, она продолжала настаивать на более решительных мерах в отношении врагов ее супруга. Королева даже отправила в Ватикан просьбу о крупном займе, по-видимому с намерением собрать армию.
Сам Карл не капитулировал перед угрожающей ему катастрофой. Он пребывал в добром здравии и не был склонен к тревожности, соблюдал ежедневный распорядок молитвы и физических упражнений, наслаждался прекрасным аппетитом. Король ничуть не сомневался в том, что враги помазанника Божия в конце концов падут и все изменники со временем предстанут перед судом.
23 января Карл собрал обе палаты парламента в Банкетинг-Хаусе, Уайтхолл, и произнес речь, в которой посетовал по поводу помех, воздвигаемых на его пути теми, кто «не видит разницы между усовершенствованием формы правления и ее деформацией». Тем не менее он желал бы найти компромисс и пообещал вернуть законы о религиозном устройстве к «чистейшим временам правления королевы Елизаветы». Далее он заявил: «Если какая-либо часть моего дохода будет найдена незаконной или тяжелой для подданных, я с готовностью соглашусь на снижение». Король в самом деле отменил взимание корабельного налога и сократил все другие сомнительные меры извлечения средств из населения.
