В Эдинбурге Карла приветствовали со всем возможным жаром. Он сразу приступил к завоеванию расположения шотландцев. Король ходил на службы Шотландской церкви с подчеркнутой набожностью и согласился с требованием ковенантеров убрать епископов из реформатской церкви. Он посетил заседания парламента Шотландии и принял условия Англо-Шотландской унии, которая серьезно ограничивала его властные полномочия над парламентом и армией. В Вестминстере некоторые посчитали, что смогут получить такие же преимущества, но другие догадались, что Карлу просто удалось исключить участие шотландцев в будущих конфликтах.
В эти месяцы парламент начал свое правление. Парламент платил армии и отдавал приказы королевским служащим, например коменданту Тауэра. Парламент издал декреты о литургии и формах богослужений. Лода осудили и посадили в тюрьму, а Страффорда казнили; различные предполагаемые «порочные советники», в том числе лорд – хранитель Большой печати Финч, бежали из страны. Судей и шерифов, которые поддерживали королевские поборы, вызвали в парламент и потребовали объяснить свое поведение. Звездную палату, Северный совет и Высокую комиссию – административные органы Карла – упразднили. Жертв преследований Лода, таких как Принн и Баствик, освободили и с триумфом вернули в Лондон. И что самое важное, парламент принял закон, что его работу нельзя прервать без его согласия.
Однако можно посмотреть на эти преобразования и с другой стороны. Парламент действовал по-диктаторски и вне рамок закона. Он неверно истолковал форму устройства и неписаный закон страны, присвоил себе властные полномочия, которых никогда раньше не имел. Он без законной процедуры казнил Страффорда, тайно провел переговоры с врагами короля и иностранной армией. Парламент собирал толпы людей для устрашения своих оппонентов и собирался навязать новую церковную систему не желавшим того людям. Он принял закон, обеспечивающий собственную стабильность. За это время короля лишили прав сюзерена, государь потерпел жестокое поражение во всех делах, которые касались его самым непосредственным образом. Карл обычно говорил, что враги хотят низвести его до положения венецианского дожа. Он не ошибся.
22. Новости всё страшнее и страшнее
20 октября 1641 года парламент возобновил свою работу. Парламентарии были настроены добиться от короля тех же уступок, какие он сделал парламенту Шотландии. В этот период титул «король Пим» стал общеупотребительным. Джон Пим начал карьеру – неожиданно – как получатель земель короны, и в целом оказался одаренным предпринимателем. Он прекрасно вел дела парламента, обладал способностью приводить к соглашению разных людей и различные фракции; убедительно, если не красноречиво, выступал в прениях; однако его истинная сила состояла в умении управлять парламентскими комиссиями. Используя эти органы, он фактически доказал, что парламент может править не менее искусно, чем король. В палате общин Пим сидел неподалеку от спикера вместе с другими парламентскими лидерами, говорили, что «спикер усердно заглядывает в глаза Пиму».
Пим отличался умом и неутомимостью, горячо ненавидел папизм и был искренне предан тому, что считал истинной верой. Его первая речь в парламенте посвящалась осуждению одного из парламентариев, который назвал Закон о воскресном дне «пуританским», а в другой речи он заявил, что «нет бремени тяжелее, чем то, что налагается на душу». У Пима было круглое лицо, пухлые губы и обвисшие щеки; к тому же он носил подкрученные вверх усы и короткую бородку клином. При этом он не всегда находился в суровом расположении духа, его знали как общительного и веселого человека.
В начале этой сессии парламента, когда он сидел на своем месте в палате общин, ему доставили письмо. Какой-то дворянин нанял на Фиш-стрит-хилл рассыльного и заплатил ему шиллинг за доставку послания. Когда Пим распечатал его, оттуда вывалился лоскут, по словам Кларендона «запачканный гноем чумных язв»: это была тряпка, которой бинтовали больного чумой. Прилагалось письмо, в котором Пима обвиняли в государственной измене и угрожали, что если его не убьет чума, то кинжал сделает это наверняка. Письмо заканчивалось словами: «Покайся, изменник».
Пим и его соратники теперь настроились лишить Карла его прерогативы, а именно права назначать должностных лиц и советников без согласования с парламентом. Однако сначала требовалось лишить верхнюю палату роялистского большинства, поэтому общины внесли предложение изгнать из парламента входивших туда тринадцать епископов. Палата общин приняла закон, запрещающий духовным лицам выполнять светские функции, но, вполне естественно, палата лордов отложила рассмотрение этого закона.
Пим попытался поднять градус дебатов известием о новом военном заговоре и скандале в Эдинбурге, где три лорда-ковенантера покинули королевский двор, опасаясь за свою жизнь. Это событие стало известно как «инцидент». Король тогда пылко заявлял шотландскому парламенту, что не участвовал ни в каком заговоре с целью их убийства, и попросил «играть по правилам». Тот факт, что главным заговорщиком был Уилл Мюррей, джентльмен при королевской спальне, ставил под сомнение правдивость заверений короля в непричастности к делу. Правдивые или нет, слухи только усилили тревогу парламентариев по поводу намерений короля. Они просто подтвердили факт, и без того всем известный, что ему нельзя доверять. Однако, в свою очередь, почему он должен был доверять тем, кто устраивал заговор против него? В первые дни работы парламента по-прежнему казалось весьма вероятным, что любая попытка провести более радикальную реформу ничего не даст. Многие члены парламента теперь считали, что изменения в церковной жизни в особенности идут чересчур быстро. Это был явный успех королевской партии.
Именно в этот момент, в самом начале ноября, парламент получил известие о том, что в Ирландии произошло восстание. Информацию доставили в палату общин семнадцать тайных советников, и Кларендон сообщил, что «наступила глубокая тишина… своего рода оцепенение». Ирландское восстание возбудило все страхи английских протестантов. Эдвард Николас, придворный, которого попросили оставаться в Вестминстере и докладывать о делах в парламенте, написал королю в Эдинбург, что «вероятность католических заговоров пугает здешний народ больше всего на свете». Говорили, что паписты пополняют вооружение и запасают порох. По рукам ходил памфлет с вопросом «Послушайте, вы, кровожадные паписты, чего вы хотите?». Восстание разразилось как внезапная катастрофа, однако условия для него складывались годами.
В ирландском обществе сосуществовали три четко разграниченные группы. Новые англичане – протестантские колонисты, приехавшие в Ирландию после Реформации; они контролировали Дублинский парламент и намеревались навязать местным жителям английские «стандарты». Старые англичане приехали сюда до Реформации, некоторые еще в XII веке, и настолько приспособились, что отождествляли себя скорее с Ирландией, чем с Англией; многие из них исповедовали католичество, хотя публично некоторые и подчинялись правилам протестантской церкви Ирландии. Им принадлежала примерно треть лучших земель. Третья группа – хозяева называли их «простые ирландцы» или «местные» – составляла самую большую часть населения, но, как большинство притесняемых на свете, оставила мало свидетельств о своих взглядах и пристрастиях.
