– Прошу вас, господин Джойс, говорите прямо, какой приказ вы имеете.
– Вот мой приказ.
– Где?
Джойс повернулся и жестом указал на построенных всадников:
– Он стоит за мной.
– Это самый прекрасный приказ, – усмехнулся король, – причем самый великолепно написанный из всех приказов, что я видел в своей жизни: давно я не встречал такой компании красавцев и настоящих джентльменов.
Армия нового образца доставила короля в деревеньку Чилдерли в окрестностях Кембриджа. Карла не особенно волновало, в чьем лагере он находится. Ему было достаточно, как он сформулировал, посеять раздор в стане его противников. Однако с королем в руках армия теперь стала не только военной, но и политической силой. Роль Кромвеля в истории с Холмби-Хаусом осталась неизвестной; Джойс виделся с ним за пять дней до операции, и маловероятно, что они обсуждали искусство верховой езды. Когда Кромвель сказал королю, что Джойс действовал совершенно по собственной инициативе, Карл парировал: «Не поверю, пока вы его не повесите». Надо сказать, что Джойс получил повышение по службе и щедрую пенсию.
Через день после того, как Карла привезли в Чилдерли-Холл, полки собрались около Ньюмаркета, чтобы составить «торжественный договор», в котором поклялись оставаться вместе, пока их законные требования не будут удовлетворены. «Все так считают?» – «Все, все». Раздавались также выкрики: «Справедливости, справедливости, мы требуем справедливости!» Был создан новый «генеральный совет армии», в него вошел и Кромвель. Он прискакал в штаб армии в Ньюмаркете из Лондона, услышав молву, что пресвитериане готовятся заключить его в Тауэр. Он прилагал все усилия, чтобы сохранить мир между двумя противоборствующими фракциями, но теперь официально встал на сторону армии в качестве ее главного представителя.
Получив известие о захвате короля, парламент собрался и поспешно предоставил Армии нового образца все задержанные деньги. Члены городского управления Лондона потребовали собрать кавалерийские силы для обороны столицы. Армия находилась на марше, приблизилась к Лондону на 11,3 километра, подошла к Трипло-Хит и начала движение к столице. Кромвель обратился к гражданским властям с письмом, предлагая справедливое установление свобод народа под эгидой парламента; однако предупредил, что, если армия встретит активное сопротивление, она не будет нести ответственность за «все разрушения, которые могут постичь столь большой и многолюдный город».
Когда армия достигла Сент-Олбанса, находящегося менее чем в 32 километрах от Лондона, была опубликована «Декларация армии». В ней предлагалось созывать на более короткий срок более представительный парламент, недоступный знати и королю; и никакая сила в государстве не должна иметь «неограниченной власти». Автором декларации был сэр Генри Айртон, зять Кромвеля. Декларация сопровождалась обвинениями против одиннадцати названных пресвитерианских членов парламента. Им вменялись изменнические отношения с роялистами и внутри страны, и за ее пределами. Парламент, казалось, хотел и имел возможность защитить их, но 26 июня 1647 года эти одиннадцать человек посчитали благоразумным ретироваться из Вестминстера и в конце концов бежали за границу. Это было время, когда в английский политический язык вошло слово «чистка». Великий конституционный историк Генри Галлам писал, что в этот день, «можно сказать, пала законодательная власть и гражданское правление Англии».
На протяжении всего июня армейские лидеры постоянно и учтиво общались с королем. Достаточно очевидно, что они по-прежнему желали достичь соглашения, которое позволит ему сохранить трон при ограниченной власти. Он был единственной силой, предположительно способной объединить страну, теперь опасно разобщенную между армией и парламентом. Тем не менее с него не снимали обвинений в лицемерии и двурушничестве. Однажды король сказал Генри Айртону: «Мне нужно как можно лучше сыграть свою роль», на что Айртон ответил: «Раз уж ваше величество играет свою игру, то позвольте и нам играть нашу».
Армия нового образца теперь продвигалась к Редингу, который открывал более удобный путь на Лондон. Наиболее радикальные «агитаторы» требовали завершающего броска на столицу, но Кромвель предпочитал ждать и вести переговоры. Айртон разработал программный документ «Пункты предложений», который фактически повторял предложения, представленные в «Декларации армии», включая двухлетний парламент и новый Государственный совет.
Парламент, заметно более умеренный или более напуганный после изгнания одиннадцати членов, проголосовал за принятие этих предложений. Они, в частности, согласились, что контроль над городской милицией следует вернуть прежним комитетам милиции, что по сути означало передачу городских сил под командование господствующей теперь армии. Однако палаты лордов и общин не учли яростную реакцию пресвитериан в самом Лондоне, которые боялись за свою жизнь и собственность, если к власти придет армия. Одна толпа горожан с подмастерьями в сопровождении депутации лондонцев осадила палату лордов, выкрикивая, что «они никогда не выйдут», если не изменят своего решения. Другая толпа ворвалась в палату общин и потребовала, чтобы они отменили свое недавнее постановление: «Голосуйте! Голосуйте!» Члены палаты были слишком запуганы, чтобы не подчиниться. Парламент продемонстрировал, что им может управлять любая сильная группировка и поэтому он не способен осуществлять никакую законодательную власть. Шестьдесят человек из членов парламента, принадлежащих к индепендентам, вместе со спикером тогда для безопасности бежали к армии в Рединг. Они придали дополнительную законность солдатскому делу.
«Пункты предложений» представили на рассмотрение королю. Некоторые пункты были достаточно умеренными. Епископат не упразднялся, а лишался возможности применять принуждение; прежний порядок богослужения и новый Ковенант будут одинаково законны в широком контексте религиозной свободы и веротерпимости. Армия и флот будут возвращены королю по прошествии десяти лет. Только пять роялистов не получат прощения. Если бы Карл принял эти условия, то мог бы возвратиться на трон без ущерба для чести. Однако король отверг документ, даже не дав себе труда серьезно подумать. Его сохранившийся в истории ответ гласит: «Вы не в состоянии существовать без меня. Вы погибнете, если я вас не поддержу». Один из королевских советников, сэр Джон Беркли, прошептал Карлу: «Сэр, ваше величество говорит так, будто вы располагаете тайной силой и властью, о которой мне неизвестно». Люди умеренных взглядов по обе стороны конфликта начали терять последнюю надежду.
Устрашение парламента лондонской толпой и провал переговоров с королем подтолкнули Армию нового образца наконец двинуться на Лондон. Ночью 3 августа кавалерийская бригада взяла Саутуарк, и, проснувшись, гражданские власти города обнаружили, что центральная улица столицы, идущая через Лондонский мост, находится в руках тех, кого теперь надо называть врагами. Согласно Кларендону, внезапный захват «выбил у них почву из-под ног» и «положил конец всем разговорам об обороне». Теперь единственной их целью стало умиротворить тех, кого они раньше обидели, и не позволить армии поджигать и разграблять их особняки.
Вся армия в 18 000 человек под командованием сэра Томаса Ферфакса вошла в столицу. Во главе кавалерии скакал Кромвель, а Ферфакс сидел в экипаже рядом с женой Кромвеля. В Гайд-парке Ферфакса встречали мэр и члены городского управления Лондона, они принесли официальные извинения и подали ему золотой кубок. Главнокомандующий отказался принять подношение и прогнал их. Имея с собой спикера и членов палаты общин, Ферфакс, казалось, теперь представлял законную власть страны. Один из жителей Лондона, пуританин Томас Джаксон, увидев солдат, марширующих по улицам столицы, написал: «Примечательно, что армии никогда не приходило в голову заходить так далеко; но ее привели к такому решению, шаг за шагом, и все интригами ее противников». Армия нового образца также позаботилась снести большую оборонительную стену, которую возвели лондонцы в начале войны. Однако Ферфакс не планировал военной оккупации города, он разместил штаб-квартиру армии примерно в 9,7 километра от Лондона в местечке Патни.
