Кроме того, год стал, согласно надписи на новой Большой печати, «первым годом свободы, восстановленной Божьим благословением». Революция в общественных делах теперь придала дополнительную энергию и целеустремленность религиозным энтузиастам и радикалам всякого рода. Наступило время для нового неба и новой земли. Одна женщина поднялась среди паствы в часовне Уайтхолла и разделась с криком «Встречайте Воскресение!».
Рентеры верили, что для чистого человека все чисто. Лоренс Кларксон, «лидер рентеров», утверждал, что «грех имеет смысл только в воображении». Они обычно безнаказанно клялись, пили, курили и прелюбодействовали. Никакой земной судья не мог их тронуть.
Люди Пятого Царства, мужчины и женщины, активно готовились к царству Христа и Его святых, которому суждено наследовать четырем царствам Древнего мира. Наступление правления Христа ожидалось в 1694 году. Они обычно хлопали в ладоши и подпрыгивали, выкрикивая: «Явись! Явись! Явись!»; к ним часто присоединялись странствующие музыканты и певцы, когда они пребывали в эмоциональном угаре.
Маглтониане тоже имели апокалиптические склонности. Они верили, что душа умирает вместе с телом и воскреснет вместе с ним во время Божьего суда и что Бог не обращает внимания на земные поступки. Они также утверждали, что Небеса начинаются выше 10 километров над землей, а Господь был от 1,5 до 1,8 метра ростом.
16 апреля несколько диггеров явились на холм Святого Георгия, где начали вскапывать и засевать общинную землю. Один из них, Уильям Эверард, провозгласил, что ему было видение, в котором он получил повеление копать и пахать землю. Диггеры верили в некую форму аграрного коммунизма, при котором англичане наконец освободятся от «норманнского ига» землевладельцев и помещиков, а потом «навсегда сделают землю общей сокровищницей».
Квакеры, или члены «Религиозного общества Друзей», считали, что не требуется никакого специального храма, а Божественное Откровение дается каждому человеческому существу: Христос может войти в душу и возжечь внутренний огонь. Квакеры требовали упразднения юристов и университетов, они отказывались платить церковную десятину и снимать шляпу в присутствии «вышестоящих». Было известно, что они нарушают традиционные церковные обряды. Они именовали друг друга «праведниками» или «друзьями истины», но из-за трепета и дрожания во время богослужений стали известны под названием, которое употребляется сейчас.
В начале мая из печати вышел перевод Корана. Религиозная свобода была заразительна. За два месяца до того Джон Ивлин посетил англиканскую службу в церкви Линкольнз-Инн.
Политические радикалы, как и религиозные, тоже усиливали свое влияние. Джон Лилбёрн, один из левеллеров, который помогал возбуждать волнения в Армии нового образца, выступил против новой администрации. В памфлете «Новые цепи Англии» он разносил в пух и прах Кромвеля вместе с армейскими лидерами за непорядочность и лицемерие; обвинял их в том, что они были «просто политиками», желающими возвеличиться, делают вид, что «ждут Провидения, а под прикрытием веры могут обмануть еще сильнее». В памфлете «Охота на лис» Лилбёрн сетует, что «вряд ли удастся поговорить с Кромвелем – он положит руку на сердце, возведет взгляд к небу и призовет Господа в свидетели. Он будет лить слезы, стенать и сокрушаться, даже нанося вам резкий удар под пятое ребро».
Эти памфлеты приводили Кромвеля в ярость. Стало известно, что он высказался на заседании Государственного совета: «Говорю вам, с этими людьми можно справиться только одним способом – полностью уничтожить… если вы не уничтожите их, они уничтожат вас». В конце марта Лилбёрна и его старших товарищей отправили в Тауэр по обвинению в измене. Однако левеллеры сохраняли у лондонцев популярность за то, что говорили горькую правду о положении страны. Когда тысячи женщин стеклись к Вестминстеру протестовать против тюремного заключения Лилбёрна, солдаты предложили им «отправляться домой мыть посуду после еды», на что собравшиеся кричали в ответ, что у них «не осталось ни посуды, ни еды». В мае среди солдат начались выступления в защиту дела Лилбёрна. Кромвель и Ферфакс подавили волнения, троих офицеров расстреляли. Как сказал Кромвель в другом случае: «Не обижайся на способ действий Господа, возможно, другого выхода не оставалось».
Оскорбления наносились и с противоположной стороны. Роялистские памфлеты и журналы скорбели по поводу «кровавого убийства», оплакивали «тяжелую потерю милостивого короля» и заявляли, что «палачи короля активно творят зло, как и подобает ворам и убийцам». Теперь власти осознали ущерб от свободы слова и печати, и летом того года остатки парламента приняли акт, поясняющий, какие именно преступления считаются государственной изменой. Кроме прочего, к ним отнесли и «объявление правительства тираническим, узурпаторским или незаконным; утверждение, что заседающая в парламенте палата общин не является верховной властью английского народа». Никакой эгалитарной или либертарианской революции места уже не осталось. Тогда же Государственный совет подготовил Акт о неразрешенных и возмутительных книгах и памфлетах, имеющий целью запретить любые памфлеты, газеты и книги, изданные «зловредной партией». Кроме того, «Охвостье парламента» проголосовало за то, что любой проповедник, упомянувший Карла Стюарта или его сына, будет считаться преступником.
Во вторник 10 июля Кромвель покинул Лондон и отправился на запад в коляске, запряженной шестеркой лошадей. Он ехал в Ирландию. Сначала Кромвель колебался, не желая оставлять свою страну, находящуюся в беспорядке и сомнениях. Но, приняв решение или сделав вид, будто верит, что его направил Бог, действовал очень твердо. «Не имеет значения, кто наш главнокомандующий, – однажды сказал Кромвель, – если с нами Бог». Армейские лидеры боялись вторжения роялистов из Ирландии, хотя в реальности шансов на то было немного. Тем не менее они не могли оставить врага у английских берегов: это представляло очевидную и серьезную угрозу для новой республики.
Кромвель прибыл в середине августа, в самый подходящий момент: корабли содружества разгромили флот роялистов на море, а парламентская армия внезапной атакой практически уничтожила сухопутные войска герцога Ормонда вне стен Дублина. Кромвель написал с корабля, что «поразительна милость Божья». Веря в то, что он действительно избранный слуга Господа, он после сошествия на берег в порту Дублина в конце штормового плавания поклялся выступить Крестовым походом на «диких и кровожадных ирландцев». В глазах Кромвеля они очень уступали англичанам и по крови, и по вере. Он относился к ирландцам как к недочеловекам.
Кромвель рассчитывал выполнить свою работу быстро и эффективно, однако, несмотря на войско в 20 000 солдат, полевых сражений не было. Вместо того он приступил к покорению противника серией осад. Сначала он подошел к городу Дрохеда, в 48,3 километра к северу от Дублина, и предложил роялистскому губернатору сдаться. На следующий день, 11 сентября, не дождавшись официальной капитуляции, Кромвель атаковал. В результате нескольких кровопролитных штурмов и боев оборону сокрушили. Согласно четкому приказу Кромвеля, всех, кто держал в руках оружие, предали мечу. Таков был закон войны: 3000 солдат гарнизона, а также все священники и монахи погибли. «Я убежден, – писал Кромвель, – это справедливая Божья кара диким мерзавцам». Воспоминания о той резне хранятся в памяти народа Ирландии и по сей день.
