Король, надеясь, что английские роялисты побегут под его знамена, перешел границу по направлению к Карлайлу. В первые дни докладывали об определенных «панических настроениях» и заговорах. Недовольные роялисты собирались на скачках или в тавернах, чтоб поговорить о своих планах, но без слаженного руководства все замыслы остались на бумаге. Правительство также засылало к ним агентов-провокаторов, известных как «подсадные утки». Весной того года в Лондоне раскрыли роялистский заговор, в котором участвовало несколько пресвитерианских проповедников. Один из них, Кристофер Лав, умер на плахе. Некоторые посчитали это событие оскорблением веры, но другие, например Джон Мильтон, отмечали его как удар по неповиновению и измене.
Совсем немного сторонников присоединилось к королю во время его марша на юг, главным образом потому, что в Англии не любили шотландцев. Англичане не могли поддержать старинного врага, даже если тех вел вперед их законный король. Сам Дэвид Лесли испытывал печаль, и, когда король спросил его, почему он так подавлен при том, что солдаты весьма воодушевлены, Лесли спокойно ответил: «Я действительно грущу, потому что знаю: эта армия, как бы хорошо она ни выглядела, сражаться не станет». Тем не менее король продолжил путь по северо-западным графствам через Камберленд, Чешир и Стаффордшир. Он не мог подумать об изменении курса на Лондон, поскольку полки противника уже преследовали его. Стратегия Кромвеля полностью оправдалась.
Карл наконец нашел прибежище в неизменно роялистском Вустере. «Для меня, – сказал король, – здесь либо корона, либо гроб». На этот раз у Кромвеля не хватило терпения для осады, он решил атаковать сразу с обеих сторон города по реке Северн. Учитывая, что роялистская армия по численности вдвое уступала противнику, результат не вызывал никаких сомнений. Карл, наблюдая за сражением с колокольни кафедрального собора, предпринял последнюю попытку объединить свои силы в бою, который продолжался уже три часа. Когда он попробовал взбодрить нескольких солдат для новой вылазки, они бросили оружие на землю. «Они скорее убили бы меня, – сказал он, – чем позволили увидеть горькие результаты этого дня». Однако прекрасных слов было недостаточно, и в середине дня 3 сентября 1651 года армию роялистов полностью разгромили. Молодой король скрылся в лесной чаще среди птиц и лисиц, его не нашли. То было последнее сражение Оливера Кромвеля, ставшее для него, как он писал, «венчающей милостью Божьей».
Скитания молодого короля вошли в легенду. Он скрытно пробирался через Англию сорок два дня, его прятали в восьмидесяти двух разных тайниках. Минимум сорок пять человек знали, кто он и где находится. Однако ни один из них не предал его. Образ короля по-прежнему ярко горел в некоторых преданных сердцах. Отмечалось, что многие из тех, кто сберег его, были католиками.
Во время странствий его переодевали в работника; он прятался в амбаре, в лесу и на ферме. Он принимал вид сына фермера-арендатора, но его и без слов узнал дворецкий поместья, где он отдыхал. Он укрывался в «убежище священника», предназначенном, чтобы прятать от английских властей приезжающих иезуитов, и таился среди ветвей дуба на землях Боскобел-Хауса. Он одевался, как сельский житель, в изношенный кожаный дублет и, как слуга, в серый плащ. По деревням и торговым городам расклеивали плакаты, в которых просили схватить «высокого, темного мужчину ростом выше двух ярдов»
[39]. Под словом «темный» имелся в виду несколько смуглый цвет лица. Один раз его удивил колокольный звон и зарево больших костров после ложного известия о его смерти.
В городе Бромсгроув графства Вустершир один кузнец сказал ему, что короля нужно повесить за то, что он привел в страну шотландцев. В Бридпорте, переодетый слугой, он въехал на улицу, наполненную ищущими его солдатами. Он спешился и повел лошадь под уздцы, как будто собирался поставить ее в конюшню. В Брайтоне трактирщик встал на колени и поцеловал ему руку, сказав, что «не будет спрашивать, кто он, но просит Бога благословить его путь». Одна попытка бежать морем не удалась, но 14 октября он отплыл из Шорхэма в относительно безопасную Нормандию. По прибытии во Францию молодого короля спросили, вернется ли он когда-либо в Шотландию, на что он ответил, что пусть лучше его повесят. Французский двор увидел его еще более грязным и оборванным после всех этих приключений.
Кромвель победоносно возвратился в Лондон, ведя за собой, как римский император, взятых в плен противников. Его наградили доходом в 4000 фунтов стерлингов в год и даровали дворец Хэмптон-Корт. Без сомнений, он был первым человеком государства.
Однако Кромвель вернулся в город, который сильно отличался от того, который он покинул в начале ирландской кампании. Первый «год свободы» после впечатляющих дней Государственного совета никак нельзя было назвать славным. «Охвостье парламента» не справилось с давлением коммерсантов. Оно учредило комиссии по правовой и церковной реформам, но ничего не сделало, чтобы воплотить решения комиссий в жизнь. Нередко слышались обвинения в фаворитизме и даже коррупции. Многие считали, что парламентарии заботятся только о собственном выживании.
Однако парламент принял несколько законов, изданных для всеобщего благосостояния; например, закон, объявляющий прелюбодеяние преступлением, караемым смертной казнью. Он не получил широкого применения. Казнили четырех женщин и ни одного мужчины. Во всех других отношениях парламентарии, казалось, погрузились в состояние, близкое к пассивности. Сообщалось, что в провинциях органы управления доведены до «жалкого существования».
А вот успехи Кромвеля были очевидны. Шотландия захвачена и контролируется одним из ключевых кромвелевских генералов Джорджем Монком, там на следующие одиннадцать лет введен военный режим. Кромвель заметил: «Я думаю, шотландцы повержены полностью». Ни один из английских королей никогда не завоевывал Шотландию. Ирландия находилась в таком же положении. После отъезда Кромвеля другой генерал, Эдмунд Ладлоу, практически завершил покорение страны. Акт о заселении Ирландии, принятый летом 1652 года, обрекал землевладельцев-католиков на полную или частичную конфискацию участков, а те, кто активно поддерживал Ирландское восстание, теоретически приговаривались к смертной казни. Кромвель совершил беспримерный подвиг установления господства над тремя королевствами.
Когда он возвратился после победы при Вустере, ему сказали, что в мирное время ждут от него великих дел не меньше, чем в военное. Согласно направленному ему письму, перед ним стояли задачи «облегчить положение задавленных бременем, освободить пленников из пут и помочь семьям бедняков с хлебом». Достичь этих похвальных целей Кромвель мог только с помощью «Охвостья парламента». Однако парламентарии, казалось, вовсе не собирались подчиняться его приказам с той же быстротой, как солдаты Армии нового образца. Те парламентарии, что состояли в Государственном совете, по-прежнему проявляли сознательность и добросовестность, но другие не так легко вдохновлялись кромвелевским рвением и его взглядом на происходящие события.
Кромвель настаивал на немедленном роспуске парламента, чтобы освободить дорогу новой законодательной власти, которая решит насущные проблемы до победного конца. Члены парламента увиливали и дискутировали, но в итоге согласились распустить свой созыв не позже ноября 1654 года, давая себе еще три года отсрочки. Армия к этому моменту совершенно разочаровалась в тех парламентариях, которые, похоже, стремились препятствовать и затягивать принятие необходимых законов. Более активные солдаты считали их приспособленцами и даже хуже, безразличными к делу «Божьего народа».
