Нормандцы у Певенси не могли чувствовать себя комфортно даже в полевом лагере. Поэтому герцог перебросил большую часть своей армии поближе к городку Гастингсу, стоявшему в то в далекое время на полуострове, на котром отсутствовали болота. Переброска войск производилась морем, на тех же судах.
Среди суждений о том, почему герцог никак не хотел отрываться со своей армией от морского берега, есть и такое. Можно считать вполне достоверным то, что из Нормандии к нему в залив Певенси прибывали новые суда с воинскими подкреплениями, продовольствием, различным военным имуществом. Штурманские навыки капитанов небольших парусников той эпохи позволяли совершать такие челночные рейсы через пролив Ла-Манш в дни перед Гастингской битвой.
…У исследователей есть противоречивые суждения о том, как вели себя нормандцы и их союзники в первые дни своего появления на английском берегу у Гастингса. Одни считают, что те занимались открытым грабежом, мародерством, что было обычным явлением в любых военных конфликтах Средневековья.
Другие полагают, что герцог старался не давать излишнего повода англичанам, своим скорым верноподданным, для суждений о творимых его воинами беззакония и грабежа. Насилие над жителями побережья пошло бы ему только во вред. Вильгельм в вопросе довольствования своей армии за счет местных ресурсов должен был осторожничать. В противном случае он «показывал лицо», которое особых симпатий не вызывало.
Герцог Нормандский не двигался от морского берега, имея в тылу армаду десантных судов. Он терпеливо и расчетливо ожидал подхода противника в лице армии английского короля. Армия вторжения получала хороший отдых после перехода морем, люди и кони приходили в себя после морской качки. Противник же, наоборот, должен был устать после спешного подхода к Гастингсу, а часть сил англосаксов – просто отстать по пути от торопившегося сразиться с новоявленным врагом короля Гарольда Несчастного.
После завоевания Англии пришельцами из французской Нормандии хронисты станут писать о том, что герцог Вильгельм знал достоверную картину о том, что происходило и могло произойти в стране, королевской короной которой он хотел завладеть. Это касалось и его осторожного поведения после высадки на английском берегу, странного для военных историков стояния неделю в укрепленном лагере у Певенси в ожидании подхода армии короля Гарольда. В действиях герцога отсутствовала какая-либо инициатива.
Здесь можно высказать суждение о том, что Вильгельм не обладал всей полнотой информацией о силе своего соперника после сражения у Стамфорд-Бриджа. Можно говорить и о том, что армия вторжения опасалась «отрываться» от морского побережья. В любом случае завоеватели не решались искать успеха в полевой битве, наступая на главные силы англосаксов.
Пройдет время, и из хроник исчезнут упоминания о том, насколько осторожно вел себя Вильгельм Завоеватель в первые дни высадки близ Гастингса. Эту осторожность «закроют» все прочие достоинства его как полководца, как мужа, решившего взвалить на свои плечи управление чужой для него страной.
В те дни в походном лагере армии вторжения стали появляться люди, называвшие себя нормандцами, проживавшими в Англии и ненавидевшими короля Гарольда и его род, который доставил им в последние годы много бед. Герцог подолгу беседовал с ними: эти люди сообщали ему богатую информацию. Именно они принесли ему «через море» весть о состоявшейся битве англосаксов с норвежскими викингами при Стамфорд-Бридже.
К этому можно добавить, что в те последние сентябрьские дни и в начале октября 1066 года Вильгельм Завоеватель вел себя совершенно нелогично, не как требовали обстоятельства и ситуация. Это и составляет немало загадок для истории Англии, давая исследователям богатую пищу для дискуссий и выстраивания цепочек для доказательств действительно странного поведения герцога Нормандии у Певенси и Гастингса.
…Гарольд Несчастный известие о высадке герцога Нормандии с многочисленным войском получил в Йорке с большим запозданием, только в первые дни октября, но не позднее 5-го числа. Вероятнее всего, запыленные вестники с берега Ла-Манша не сразу нашли его походный лагерь, а донесение не содержало в себе всей полноты сведений о силе неприятельской армии и поведении завоевателей. Есть версия, что такое тревожное известие Гарольд получил на пиру в городе Йорке, в ходе празднеств по случаю победы над норвежцами.
То есть донесение заключало в себе сам факт совершенного вторжения, название места десантирования вражеского войска, имя его предводителя. Будь оно полнее, с большей информацией о вражеском вторжении, то король Гарольд, что вполне возможно, принял бы иные решения для своих действий. Но об этом сегодня можно только гадать. К Вильгельму Нормандскому он мог питать не самые добрые чувства, что, пожалуй, и не скрывал. Ведь тот покушался на его корону, на само существование новой династии Англии.
В значимости новой военной угрозы королю размышлять не приходилось. Он понял, что это не просто набег нормандцев на его владения, не просто угроза обиженного герцога, а реальная акция по лишению его английской короны. Именно она «красовалась» в эпицентре раскручивавшихся на юге Уэссекса событий.
Король Гарольд, долго не раздумывая, выступил в поход и одолел расстояние в 320 километров между Йорком и Лондоном всего за пять суток. Его пешие отряды и конница торопились, отводя на стоянки и привалы с ночлегами лишь самое малое время, давая отдохнуть ногам и лошадям. По пути к армии присоединились со своими отрядами ополченцев шерифы Тадкастера, Линкольна и Хантингдона.
С королем не было ополчений Нортумбрии и Мерсии, которые предстояло собирать вновь после победы над викингами из Норвегии. Король поручил это сделать как можно скорее местным эрлам Эдвину и Моркару. Как считают историки, те не поторопились исполнить волю своего монарха из рода Годвина, которому они не доверяли, хотя он и стал их близким родственником. Ополчения северных англосаксов так и не появились у Гастингса.
В Лондоне Гарольду пришлось столкнуться с разногласиями в семье Годвина. Его вдова, Гита, обрушилась с упреками на короля, виновного в гибели младшего брата Тостига. Брат Гирт заявил, что нельзя человеку, присягнувшему на верность нормандскому герцогу, вставать во главе армии королевства. И то и другое вызвало гнев Гарольда Кроткого.
Считается, что королю советовали опустошить южные области страны, чтобы в преддверии зимы лишить новоявленного врага пропитания, и отступить к Лондону, чтобы укрепиться в его окрестностях. Имея в тылу столицу, которая могла дать ему значительное число воинов, кораблей, провиант и фураж, Гарольд мог бы чувствовать себя достаточно уверенно. Но он не послушал такого совета, спеша встретиться с Вильгельмом Нормандским лицом к лицу на поле брани.
В столице английский монарх вынужденно задержался на несколько дней, до 12 октября. Требовалось дать воинам хоть немного отдохнуть, дождаться новых отрядов вассалов и набрать в Лондоне новых ополченцев, имевших личное оружие и не нуждавшихся в нем. К слову говоря, лондонцы достаточно дружно взялись за оружие: они уже знали, что биться придется с нормандцами. А о них на земле англосаксов хранились не самые добрые воспоминания и предания.
