– Все.
– Не понимаю, – я опустилась на краешек древнего кресла, которое стояло здесь, сколько себя помню. Спинка его зияла дырами, а пару ножек заменяли кирпичи. – Что в этом такого… я думала пойти и купить роз, но что-то подсказывает, что этого будет мало.
Гарби величественно кивнул.
– И цветочный не подойдет. И что мне остается делать?
Широкая ладонь накрыла монеты. То есть, что-то мне да продадут.
– Ищи, – сказал Гарби, глядя на меня с откровенной жалостью. – Ищи то, что близко тебе самой. Они видят суть… иногда… а как оно выглядит, дело другое.
Ага.
Понятно, что ничего не понятно.
– Погоди, – монеты исчезли. То ли в узких рукавах, то ли в тайных карманах, которыми, поговаривали, была украшена одежда Гарби. Он отвернулся и исчез где-то за стеной коробок, чтобы вернуться спустя минуту.
В руках он нес горшок с чем-то… серовато-грязным, похожим на два мышиных хвоста, которые забавы ради воткнули в сухую землю.
– Поливать не пробовал? – поинтересовалась я, убедившись, что земля спеклась до состояния камня.
Гарби оскалился. А вот зубы у него были определенно нечеловеческими, мелкими и острыми.
– Сама и польешь.
– И что будет?
– Двадцать золотых.
Ага… то есть двадцать золотых с меня хотят вот за это чудо, которое еще не известно, живо или нет. Я потрогала висящий хвост. Наощупь он был столь же сух, как и земля, из которой он торчал. С другой стороны, Гарби никогда не обманывал своих клиентов.
Денег было жаль.
Себя тоже.
И Эля… и…
– Ты ничего не слышал случайно про то что в городе пропадали маги? – я положила двадцать пять, разделив их на две кучки. – Темные. Или светлые…
Эксперименты, они такие, требуют определенной дотошности. И если у Глена духу не хватило бы убивать, еще не значит, что мой папенька столь же щепетилен.
– Слышал. Случайно, – золотые монеты исчезли, а во взгляде мелькнула тень интереса. – Чужаки. Темные. Пятеро. Светлые… пятеро. За прошлый год.
– А за этот?
– Говорят, что нежить порвала, полезли на Старый город… и вот… а их, между прочим, предупреждали, да… а еще говорят, что пару лет тому скоропостижно скончался многоуважаемый Фельгюс Ильдераси. Весьма себе знающий человек, предыдущий глава Гильдии… на редкость принципиальным был человеком.
– Что еще говорят? – как-то про смерть Фельгюса я слышала, но… в то время имелись у меня куда как более насущные проблемы.
Да и стар он был.
И от дел отошел еще до моего рождения. Или сразу после? Матушка, помнится, весьма грубо о нем отзывалась, что-то у них не вышло.
– Что его правнук тоже весьма любопытный молодой человек, не желающий понимать, что в некоторых делах любопытство будет излишним.
Ага…
И ого… и не знала, что у старика была семья.
– А еще, что твоя матушка училась у старика, – Гарби позволил монетке мелькнуть меж пальцев. – И он был весьма ею доволен, пока не произошла одна некрасивая история.
– Какая?
Монетка исчезла, а Гарби протянул раскрытую ладонь.
– Сколько?
– За старую сплетню – золотой.
Нужно ли оно мне? Нет, я не обеднею, как-то вдруг вышло так, что у меня появились деньги, но это же не значит, что их нужно тратить.
– Вы, люди, не до конца осознаете, что будущее проистекает из прошлого. Хочешь понять, что происходит? Оглянись.
Я оглянулась.
Отчего б не воспоследовать мудрому совету, тем паче бесплатному. В моем прошлом были следы на пыльном полу, веревки, корзины и треснутые горшки. Чучело человечка с вытертым добела лицом. Старая кукла. Что-то еще…
Золотой я дала.
– Фельгюс брал лишь одного ученика. Так было заведено. И все полагали, что выбор его остановится на молодом Бьоггсе, ведь был тот талантлив, да и семья его имела немалые связи в Гильдии, однако старик со свойственным ему упрямством предпочел безвестную девицу. Случился скандал.
Представляю.
– На него пытались воздействовать, но он ответил, что Бьоггс разбалован родовой силой, он и без учителя полагает себя самым умным, а стало быть, не так уж и умен. Что до девицы, то у нее живой ум и немалое рвение, которое сполна восполняет недостаток родовитых предков. И сказал это, заметь, не наедине… да… он всегда отличался отвратительной прямотой, наивно полагая, что правда никого не оскорбит.
Я почесала ладонь и с трудом сдержалась, чтобы не чихнуть. Поговаривали, что Гарби вовсе не покидает этого покосившегося домишки, предпочитая существовать меж своих сокровищ. Я не верила. Вот невозможно жить в такой грязи.
– И девица показала, что ее не зря избрали. Весьма скоро она стала лучшей ученицей. На нее возлагали большие надежды. Кое-кто вообразил, будто старик готовит себе замену, что вновь же многим не понравилось.
Я кивнула.
О да, как же… ладно, в некроманты, но чтобы женщина стала главой Гильдии?
– Однако произошло то, чего никто не ожидал. Фельгюс со скандалом выгнал свою ученицу.
– За что?
– За воровство.
Быть того не может. Матушка, конечно, далеко не образец морали, но в том, что касается чужой собственности, она отличалась редкостной принципиальностью.
– Что именно она украла, осталось неизвестным, в кои-то веки Фельгюс решил проявить толику здравого смысла и промолчать. Слухи ходили всякие. Одни полагали, будто она сперла некий древний артефакт. Само собой, запрещенный, иначе не избежать было следствия. Другие, что продала или присвоила собственные Фельгюса разработки. Третьи решили, будто все вовсе не так было.
– А как?
– Старый некромант. Молодая хорошенькая собой студенточка, что в голову лезет?
Пакость всякая препаршивого свойства.
– Она ему отказала, – произнесла я, – и он…
– Он обожал свою жену. Весьма достойная была дама, жаль, что ушла. Впрочем, он ее всего на пару лет пережил. И изменять Даринее Фельгюс не стал бы. Не та натура.
Я кивнула.
Может, он и не стал бы… а вот матушка? После всего, что о ней рассказали… могло ли быть иначе? Старый и уважаемый некромант, который до последнего оставался весьма привлекательным мужчиной? И студентка, чьи моральные принципы позволили бы случиться небольшому – или большому? – роману? Вот только он отказался, а матушка…
– И этого не было, – Гарби сложил руки, и тонкие его пальцы уперлись в подбородок. – В то время твоя мать мало чем отличалась от прочих человеческих девушек. Она думала о любви…
