– Это что же? – насторожился Будищев.
– Дык провода всякие. Механизмы. Из них, говорят, можно бомбу собрать.
– Какую на хрен бомбу! – поморщился Дмитрий. – Я ведь гальванер, у меня какой только электрики по всем закутам ни валялось. Дебилы, блин!
– Этого я не знаю, – пожал плечами полицейский. – Только все это барахло забрали, а вместе с ним и дамочку прихватили.
– Понятно.
– Осмелюсь спросить, она вашему благородию кто, жена?
– Нет. Просто жили вместе.
– Сожительница, значит. Ну, это не беда.
– В смысле?
– В том смысле, господин подпоручик, что вы за нее не ответчик. Вы же в это время в походе были?
– В Геок-Тепе.
– Ишь ты, с Михаилом Дмитриевичем, – в голосе городового прорезалось искреннее почтение. – Так вот, вы на царской службе, она тут одна. Откуда вам звать, кого она сюда приводила и с кем… эй-эй, не надо на меня эдак смотреть. Это я для примера.
– Хреновый пример!
– А в кутузку из-за нее лучше? Вы не смотрите, что в офицеры вышли, сейчас и благородных сажают. Не так, конечно, как при блаженной памяти Николае Павловиче, а все же.
– Ладно, Ефим, я тебя понял. Вот, держи за труды, – протянул ему трешницу Будищев, – да присматривай за моим домом. Опять же, если что узнаешь дельного, не поленись, сообщи. В накладе не останешься.
– Покорнейше благодарим, – не стал кочевряжиться Ложкарев и принял подношение. – В таком разе вам, пожалуй, заходить в околоток без надобности. Разве только знакомство с господином капитаном захотите возобновить. А коли нет, так я сам скажу, что квартира, мол, вскрыта в моем присутствии и никто самовольно печатей не ломал.
– Вот и славно.
* * *
С самого детства для Люсии не было ничего более приятного и увлекательного, как проводить время вместе с Людвигом. Они вместе гуляли, озорничали, радовались и горевали, обсуждали прочитанные книги и конечно же мечтали. И даже повзрослев, меж ними ничего не переменилось, а уж после тягот похода, увиденной крови, грязи и человеческих страданий для нее не было более близкого человека, нежели брат. Кроме, может быть, Дмитрия… Но это ведь совсем другое, не правда ли?
Мысли о Будищеве всегда вызывали в ней целую бурю чувств, с той самой поры, когда она увидела его впервые. Уже тогда он показался ей не таким, как все прочие. Да, он был одет, как простой мастеровой, но в нем чувствовалось какая-то внутреннее достоинство, сила и… незаурядность. Он говорил не так, как другие, смотрел по-другому, а уж о поведении и говорить нечего. А еще он спас от верной гибели Людвига.
И вот сегодня должна решиться ее судьба, а отец не допускающим возражений тоном велел им с братом отправляться на прогулку. Люсия хотела возмутиться подобным произволом, но брат удержал ее от слишком бурных проявлений чувств, а потом привычка повиноваться взяла верх, и она тихо прошептала: «Да, папенька».
– Ты что-то сказала? – заботливо спросил Людвиг.
– Что? – вздрогнула барышня. – Нет, я просто немного задумалась.
– Тебе следует быть сдержанной.
– Да, конечно. Хотя как я могу быть спокойной, когда речь идет о моей жизни?
– Не драматизируй.
– Как ты сказал?! – взвилась юная баронесса.
– Все, сдаюсь, – улыбнулся брат. – Скажи лучше, что ты закажешь?
Февраль не самое лучшее время для прогулок, поэтому они заехали в кондитерскую, где их знали с детства. Там было тепло, светло и умопомрачительно пахло сладостями.
– Боже, ты себе не представляешь, как я мечтала в Бами о здешних птифурах!
[8] – почти простонала Люсия. – Вот просто чувствовала их вкус, нежный, сладкий и чтобы непременно пахло ванилью.
– Так в чем же дело, давай закажем?
– Боюсь.
– Боишься? – изумился Людвиг.
– Да. Вдруг они будут не такими вкусными, как мне запомнилось.
– Перестань, – засмеялся брат. – Право, ты как маленькая сегодня, а между тем тебя придут сватать.
– И этого я тоже боюсь, вдруг папа́ откажет им?
– Не думаю, – покачал головой юноша. – У твоего избранника очень серьезные ходатаи.
– Да, графини Елизавета Дмитриевна и уж тем более Антонина Дмитриевна Блудова имеют большой вес в свете Петербурга, но ведь сам Дмитрий…
– Бастард?
– Как тебе не стыдно! – вспыхнула барышня
[9].
– У нашего отца нет таких предрассудков, – не слишком уверенно возразил Людвиг.
– Скажи лучше, что он не любит меня и будет рад отдать за первого встречного, – фыркнула Люсия.
– Ты несправедлива к нему, – насупился брат.
– Вовсе нет, и ты это прекрасно знаешь. Но давай не будем портить себе чудесное утро?
– Согласен.
Опасения баронессы оказались напрасными. Пирожные в кондитерской папаши Шульца были все так же хороши, а будучи поданными со сладким, горячим кофе с капелькой ликера для вкуса, просто восхитительны.
– Чудесно! – не удержавшись, промурлыкала барышня.
– Ну вот, а ты боялась, – улыбнулся Людвиг.
– И вовсе я не боялась! – возразила ему сестра и с чисто женской последовательностью тут же сменила тему: – Ты говорил, что меня ожидает еще один сюрприз!
– Разве?
– Не смей отказываться, я точно помню!
– Ну, хорошо-хорошо, – усмехнулся брат, – будет тебе сюрприз.
– Когда?!
– Собственно, он уже пришел.
– Кто он? – удивилась Люсия и обернулась.
В этот момент сердце ее забилось сильно-сильно, ибо за окном стоял он! Вправду сказать, видно сквозь едва начавшее оттаивать стекло было не очень хорошо, но девушка ни капли не сомневалась, что эта крепкая фигура в темной форме принадлежит Будищеву.
Через минуту Дмитрий ворвался внутрь, и она смогла убедиться, что не ошиблась. На шинели, которую он и не подумал снять, блестел иней, на губах играла улыбка, а в руках он держал большой сверток из плотной бумаги, в котором оказался букет из ярко-алых роз.
– Это вам, – протянул он его Люсии.
– Боже, как они чудесны! – восхитилась барышня, вдыхая совсем не свойственный зиме аромат. – Но как вы узнали, что мы здесь?
– Один добрый человек подал весточку, – ответил моряк, с улыбкой посмотрев на Штиглица-младшего.
– Это я дал знать Дмитрию Николаевичу, что мы будем здесь, – вздохнул Людвиг. – Конечно, мне не следовало это делать, ведь вы еще даже не помолвлены, но я так хотел, чтобы ты была хоть немного счастлива.
