Тяжелый и такой горячий.
Неуверенно, лишь кончиками пальцев, провела по черной шерсти, она оказалась жесткой. Провела снова, более уверенно, начала гладить по шее, задевая массивную цепь ошейника. Под кожей чувствовались мышцы, сила и мощь.
– Да, мы с тобой оба не знаем, что там происходит. И зачем пришел Юрий, и что вообще будет дальше. Полная неизвестность. А у тебя красивое имя, так звали одного сказочника, писал чудесные истории, твой хозяин, наверняка, любит сказки, но они у него на свой лад. Я любила, когда была маленькой, читать научилась в пять лет, некому было, вот и читала сама себе. Наверно, поэтому я такая наивная и глупая выросла.
Ганс поднял голову, посмотрел на Викторию.
– Да, да, поверь мне. – Пес снова положил голову обратно, позволяя себя гладить. – Вечно смотрела на мир через цветное стекло, стараясь видеть лишь хорошее в людях, но я ведь не хотела многого, не ждала и не мечтала о принце, а он встретился, но принц оказался бракованным, а сказка его фальшивой. А вот сейчас, новая сказка, странная какая-то, неправильная, да и я уже не верю в принцев.
Было странно сидеть и разговаривать с собакой в полумраке номера, а еще Вике было спокойно. Не заметила, как задремала, проваливаясь в черную пустоту, из которой были слышны голоса, мелькали светлые блики, она по началу прислушивалась, но потом перестала.
– Фирс, надо уходить.
– Зачем? Если твоя совесть так тебя гложет, то иди, подрочи. К тому же, тебе надо беречь силы, бой через месяц, Игнат - сильный боец, опытнее тебя и старше.
– Фирс, – Руслан говорил тихим шепотом, а сам смотрел, как Виктория спит в кресле, дергая Альбета за локоть, но тот лишь отмахивается.
– Ганс, иди гулять, иди,– Альберт указал на дверь. Пес зевнул, открывая пасть, показывая здоровые клыки, отошел в сторону, посмотрел на Руслана.
– Ты что, опять его отпустишь одного? Он так скоро точно кого-то сожрет.
– Если это будут Мироновы, я не против. Иди, своди собачку пописать и парням скажи, чтоб накормили, от тебя толку сейчас ноль, весь кайф испортишь только.
– А ты останешься, да? Так не делается Фирс, мы снова опускается до насильников, я это понял, а вот ты видимо нет.
– Я тебе сказал не лезь ко мне со своей моралью, иди шлюху свою уйми или подружку ее, что Антохе вечно отсасывала. Что тебе сказала эта подстилка? Думаешь я не видел, я все всегда вижу и знаю.
Руслан сжал кулаки, зло посмотрел на брата, хотел ответить, но не стал, только дернулся. Он отошел всего на несколько минут, а уже разыгрался скандал. Дина отвела его в сторону, начала вешать на уши какую-то чушь. Руслан все не мог понять, зачем ей это надо? Зачем она поливает грязью Викторию. А теперь стало понятно, подружке помогает, да и себе, говоря какая жена Миронова дрянь.
– Тебе показать где дверь и вход в стриптиз?
– Да, пошел ты.
Альберт не стал дальше спорить, склонился над Викторией, провел пальцами по щеке. Самому не хотелось ее будить, но спать в вечернем платье и в кресле было плохой идеей. Наклонился, аккуратно поднял на руки, такая легкая, Вика лишь простонала, опустив голову на грудь.
Вот это да, вот это были совсем другие для него ощущения и эмоции. Замер сам, посмотрел в лицо девушки, она хмурила брови, но не проснулась. Фирсов Альберт Андреевич мало носил женщин на руках, а сейчас поймал от этого кайф. За спиной послышалась возня, потом закрылась дверь. Ну и пусть валит, головой о стену бьется, а он точно никуда не уйдет сегодня ночью.
ЧАСТЬ 27
– Альберт? Что ты делаешь?
Виктория проснулась, посмотрела в лицо мужчине, он держал ее на руках и разглядывал в полумраке комнаты. Обернулась по сторонам, ища Ганса, но они были только вдвоем.
– Его вернуть? – ленивая улыбка, чуть склонил голову.
– Не надо.
Сердце забилось чаще, гоняя кровь по венам, Вика знала, что сейчас будет, это было уже не раз, но все равно не могла привыкнуть к другому мужчине около себя. Альберт не давил, не ломал, а просто подводил к той черте, через которую она сама переступала.
– Хочу тебя раздеть.
Так просто, он хочет раздеть. А значит, он разденет. Опускает Вику на пол, поворачивая к себе спиной, прижимая к груди. Напротив большое зеркало, в котором отражается красивая девушка в зеленом платье, а позади высокий мужчина, крепко держащий ее за обнаженные плечи.
– Да, ты красавица, малышка. Под теми тряпками, в которых ты явилась, скрывался чистый соблазн и искушение. Будь ты другой, мужики бы за тебя разбивали свои черепа, заливая землю кровью. Но ты ведь не такая, ты совсем не такая. Ты чистая, неиспорченная.
Альберт ведет руками по плечам, до локтей, едва касаясь, но все равно становится жарко, Вика смотрит в отражение на то, как мужчина, склонив голову, тихо говорит на ухо, а потом целует шею. Мурашки бегут по спине, вместе с расстегивающейся молнией платья.
Лучше ничего не говорить, лучше ни о чем не думать. Вика зажмурила глаза лишь на миг, облизала губы, соски моментально становятся твердыми, когда Альберт опустил лиф платья вниз.
– Смотри. Смотри на себя.
Теперь девушка в отражении зеркала была лишь в одних трусиках и туфлях на высоких каблуках, платье изумрудной волной лежит в ногах. Альберт ласкает живот, нежно обводя грудь, а потом ореолы возбужденных сосков.
– Такая красивая, такая совершенная. Ты сама знала, что ты такая?
Снова поцелуи, Виктория чувствует поясницей, как мужчина возбужден, как поцелуи становятся более требовательными, как его пальцы уже сильнее сдавливают сосок, до ее громких стонов.
Ей сказали смотреть, она смотрит, прислушиваясь к тому, как тело реагирует на ласки. Как на самом деле их отражение, такое одновременно порочное и красивое. Альберт опускается, тянет тонкую ткань кружева трусиков вниз, при этом целуя поясницу и ягодицы.
Его давно уже потряхивает от этой девчонки, словно это жестокое похмелье и нужно срочно выпить, желательно, что покрепче. Вот он, перед ним, в его руках, самый крепкий алкоголь, в семьдесят градусов, горькая полынь, что напрочь сносит голову, в которой он сгорит, стоит лишь дать искру.
Поднимается, обходит ее, на ходу быстро сбрасывая пиджак на пол, расстегивая ремень и ширинку брюк. А потом просто дергает полы рубашки в разные стороны, отчего пуговицы разлетаются по комнате, а рубашка к их ногам. Вика лишь смотрит во все глаза, не двигаясь с места, как завороженная, а Альберт, притягивая ее за шею, целует, как голодный, закусывая губы, проникая языком в рот.
«– Сними их», – говорит и снова целует.
Вика теряется, возбуждение нескончаемой волной все накрывает и накрывает тело, такого не было никогда, ни с Антоном, ни вчера, когда у них был секс в душе. Альберт словно раскалывает скорлупу, в которой она находилась всегда, по кусочку освобождая наружу ее чувственность и сексуальность, которой, она считала, у нее никогда не было.
