— Я поднял процент за неудобства, все хорошо, Тёма.
— Неудобства? Это ты называешь неудобства? Я сделал все сам, им элементарно надо было только подготовить счета и несколько десятков левых фирм.
— Компенсация хорошая. Крис, ты любишь бриллианты? — Игорь обращается ко мне, уже принесли горячее, а я так и сижу между ними, как в клетке с тиграми, которые жрут сырое мясо.
Я не хочу ничего слышать. Я и так увидела лишнее.
Люблю ли я бриллианты? Не могу ответить, у меня их никогда не было, за все мои двадцать семь лет мне было точно не до любви к бриллиантам.
— Нет. Кстати, вами интересовался один мужик, — перевожу тему.
— Что за мужик? — Громов перестает жевать и, забыв о бриллиантах, внимательно смотрит на меня.
— Неприметный такой, в коричневом пиджаке. Визитка лежала на столе.
Тарелки сдвигаются в сторону в поисках бумажного прямоугольника. Наконец находят, Игорь читает, а потом крутит ее в пальцах.
— Кто там?
Но Громов не отвечает, достает телефон, обыкновенный кнопочный, такие стоят семьсот рублей в переходе. Он как инородное тело в его руках, на запястье белое золото часов в несколько тысяч евро, костюм, сшитый на заказ, и китайская звонилка.
— Вова, найди мне человека. Яценко Павел Иванович, запиши номер. Жду.
Он диктует номер, отключается, делает глоток виски, снова смотрит на меня.
— Почему не ешь?
— Не хочу. Я устала и хочу пойти в номер.
— Что он спрашивал?
— Ничего особенного.
— Что именно, Крис?
— Только то, что вы везли в сумках.
— Что ты ответила?
— Правду.
А вот тут в моих ушах зазвенело, а время застыло на месте, потому что они вдвоем смотрели в упор и ждали той правды, что я ответила Яценко.
— Какую правду, Крис?
Глава 15
— Крис-ти-на, — Громов тянет по слогам мое имя. — Что ты ответила?
— Что я ничего не видела. И мне похуй до вас и багажа, — смотрю прямо в глаза.
— А тебе на самом деле похуй?
— Да.
Очень быстрый ответ, но я делаю одну очень важную ошибку — отвожу глаза в сторону, а этого делать было никак нельзя.
— Ты не умеешь врать. Язвить, огрызаться, показывать зубки, быть дерзкой, развратной, открытой и колючей — да, но не врать.
Он прав, не умею. Мне больше нечего сказать. Хочу уйти.
Игорь отвлекается от меня, отвечает на звонок, только слушает, смотрит на Шульгина, а тому, видимо, все равно кто и зачем ими интересуется.
— Понял, спасибо.
Я жду, что вот сейчас он выложит всю информацию о коричневом пиджаке, но Игорь, убирая телефон, вновь берет вилкой несколько кусков строганины, жует с аппетитом, откусывая хлеб, а официантка уже несет горячее.
На часах десять вечера, Курапов, после того как днем излил душу, не появлялся, Олег тоже. Коленька не уставая строчит сообщения, я чувствую, как мой телефон в кармане пиджака вибрирует. Не пойму, почему он так активизировался?
— У нас крыса. Причем, сука, как-то тупо все.
— Ну, Игорян, дураков еще никто не отменял.
— Якут, сука, это кто-то из его окружения слишком разговорчивый.
— Деньги уже на счетах, ребята работают. Там осталось немного, главное — следить за их передвижениями и вовремя все закрыть.
— Яценко, местный подпол, начальник отдела по экономическим преступлениям.
— При чем тут мы? Нас завтра не будет здесь. Пусть шерстят своих.
— А откуда он узнал, что мы вообще будем здесь?
— Игорь, мне похуй, это не по моей части.
Артём так спокойно отвечает, а вот Громов напряжен. Про меня словно вообще забыли, но выйти из-за стола, чтоб кто-то из них не встал, у меня не получится, только если пролезть под ним.
Медленно снимаю сережку с уха, незаметно бросаю на пол, а потом, проявив все свои театральные способности, которых нет, начинаю лезть под стол.
— А это что, уже десерт? Но я не против. Давай детка, дай мне свой сладкий ротик и пирожное заказывать не будем.
— Сережку потеряла, минет будете сами себе делать. Или шлюх от Якута ждите.
— Ох и зубастая девочка. Тебе, случаем, не прилетало по ним никогда?
Шульгин шутит, откидывается на спинку дивана, Громов тоже, оба смотрят, как я ползаю под столом, натыкаясь на их ноги в дорогих туфлях. Нахожу свою пропажу, но вылезаю с другой стороны.
Золотая молодежь Южно-Сахалинска накидывается согласно графику, музыка в ресторане становится громче. Двое мужчин за столом смотрят на меня, а я поправляю волосы.
— Далеко собралась, птичка?
— Поздно уже, спать пора.
— Так ты иди стели кроватку, мы скоро будем.
— Очень смешная шутка.
— А кто здесь шутит. Громов или я? Или, может, те пацаны?
Как же он меня выбешивает. До такой степени, что трясти начинает. Прекрасно понимаю, что сейчас наговорю кучу плохих слов. За них могу получить, но ведь меня это не останавливает, потому что я, как сказал Громов, борзянки обожралась.
— Шлюх в сауне будешь веселить, а мне не смешно.
— Крис, ну хорош ревновать, дались тебе эти шлюхи. Громов, тут есть хорошая сауна? Поехали туда, я тебя попарю, а потом отжарю.
Громов молчит, я как дура стою и выслушиваю эту ересь. Разворачиваюсь и иду, просто иду, лишь бы подальше от них. Внутри все кипит от возмущения, хочу, чтоб уже скорее наступило завтра. Восемь часов полета, и я дома.
Забыть. И не вспоминать никогда. Уйти на больничный, перевестись на другой борт, разобрать сервиз.
— Постой.
Меня хватают за локоть, шарахаюсь в сторону. Полутемный коридор, прижимаю руки к груди.
— Какого хрена? Напугал меня.
Тот самый хорошенький мальчик, смазливый сын мэра, стоит рядом.
— Извини.
Не хочу с ним даже разговаривать, хочу в номер, хочу в душ, нет, лучше принять ванну и выпить успокоительных. Почему во мне так много противоречий и сомнений? Ведь мне нравятся, на самом деле нравятся эти наглые мужики. Но то открытое хамство, что лезет и из них выбешивает, провоцирует меня на ответное хамство.
Продолжаю идти по коридору. Куда вообще я зашла?
— Где выход?
— Да постой ты.
— Ну что тебе?
Парень и правда хорошенький, наверное, все девочки выскакивают из трусов автоматически или режут вены от неразделенной любви.
