Что это? Эгоизм?
— Ты ведешь себя как конченая шлюха, — цедит каждое слово сквозь зубы, выплевывая мне их в лицо.
— Так какого хрена ты в любви признавался этой шлюхе? Чего тебе от меня надо?
— Они ведь наиграются тобой, вытрут ноги и выкинут, как половую тряпку. А ты все равно продолжаешь стелиться и отсасывать по щелчку пальцев.
Сука, так горько стало, не потому, что Курапов вот сейчас открыл мне глаза на не радужное будущее. А то, что это совсем не его, твари такой, дело.
Вышло случайно, не скажу, что не хотела этого сделать. Звонкая пощечина, ладонь горит огнем, у меня вошло в привычку бить мужчин. Нет абсолютно никакого удовлетворения, только внутренний мандраж и кипящая злость.
— Это за шлюху и тряпку, не тебе, куску говна, меня судить, — мой голос хрипит, но смотрю в ставшие бешеными глаза мужчины.
Курапов дергает меня за плечи на себя, от неожиданности вскрикиваю.
— Слушай, ты…
Но не успевает договорить, отпускает, смотрю, как Громов, так тихо поднявшись по трапу, разворачивает первого пилота, впечатывает в стену, сдавив горло локтем.
— А вот сейчас меня послушаешь ты.
Дима не может вырваться, хоть и пытается. Рядом с Игорем он выглядит меньше, тот давит на шею сильнее, склонив голову, произносит слова прямо в лицо:
— Я ведь тебя, сука, предупреждал, чтоб ты рядом не терся? А ну кивни, если понял.
Курапов выполняет требование, я стою, обалдевшая от происходящего, закрыв кабину пилотов спиной, рядом стоит Шульгин, что-то набирает в телефоне. Его совсем не волнует эта потасовка.
— Крис, налей мне минералки, — смотрит теперь на меня, в глазах уверенность, она передается и мне. Шульгин прав, прав во всем, надо завязывать быть жертвой и прятаться, а еще молча глотать оскорбления вот таких уродов.
— За шлюху я бы тебе яйца оторвал, но, видимо, тебе как шлюхе они еще понадобятся. Я не люблю, когда оскорбляют женщин, тем более когда оскорбляют мою женщину. Твоя задача — вести эту дорогую птичку, но еще один неверный шаг или слово, и тебя будут возить на инвалидном кресле. Ты понял?
— Да, я понял.
Отворачиваюсь, ищу минералку, руки трясутся, на душе неразбериха, но, черт возьми, это круто. Не припомню, когда и кто за меня так заступался. Не вижу, как уходит Курапов, но чувствую, что это наш с ним последний рейс.
— Я не понял, а почему ты ушла утром так рано?
Громов как ни в чем не бывало прижимает меня к барной стойке, ведет носом по шее, по телу снова бегут мурашки. Я правда ушла рано, приняла душ, Артём пытался остановить, но мне надо было побыть одной.
Долго сидела в кафе, пила кофе, смотрела через огромные стекла окон на утреннюю Прагу с ее туристами, спешащими на работу и учебу людьми. Покажется странным, но я люблю быть одна, не одинокой, а именно побыть одной, меня это ничуть не тяготит.
Я могу быть дома, заниматься делами, просто гулять, мне не нужны шумные компании, наверное, я от этого устаю на работе, когда ты постоянно под чьим-то наблюдением и всегда готова выполнять просьбы.
— Что ты сейчас устроил? — разворачиваюсь, смотрю в зеленые глаза Громова, черт, такой красивый, улыбается.
— А мы могли бы долететь с одним пилотом? Нахуя их вообще два?
— Теоретически можем.
— Черт, надо было ему челюсть сломать, чтоб следил за базаром.
— Игорь, вы бандиты?
— Бандиты?
— Ты выражаешься, как в сериалах про братков из девяностых.
— Я вырос на улице, это Тёма учился в университетах Европы, и жопу ему вытирали салфетками с золотыми вензелями.
Вот и новые подробности жизни моих мужчин. Они стали уже моими? Любопытно. Но ведь Громов так и сказал: «Моя женщина».
— Вообще-то, я все слышу, — Шульгин в салоне, слышно, как щелкают клавиши ноутбука.
— Да мне похуй.
— Ты только добавил мне проблем своей выходкой. Я бы сама поставила его на место.
— Да я видел, ты дерзкая.
— Справилась бы и без тебя.
— Если мужик не понимает слов с первого раза, они не дойдут до него и с пятнадцатого, лучше сразу бить как можно больнее, проверенная методика.
Это наш первый диалог без пошлости, которую он считает флиртом. Игорь смотрит серьезно, хмурит брови, нам давно надо взлетать, но я стою и не могу на него наглядеться. Он первый мужчина, который так круто заступился за меня.
— Что не так, Крис?
— Где третий пассажир? — быстро перевела тему.
— Тебе понравился Гена? — улыбается, проводит костяшками пальцев по щеке.
— Даже не думай.
— О чем ты?
— Ты понимаешь, о чем, никакого секса на борту.
— Так терять-то уже нечего, все всё знают.
— Громов!
— Ладно взлетаем, дома дел по горло. Но ночью мой член примет твой ротик. Ты мне должна оргазм, я слышал, как ты с Шульгиным стонала на балконе, — шепчет эту пошлость на ухо. Все-таки какой он испорченный.
— Ревнуешь?
— Конечно.
Отходит от меня, сразу становится холодно. Первой полит приветствует пассажиров по громкой связи, я представляю, как он взбешен и вместо стандартных фраз готов обрушить на них проклятье.
Он обязан действовать по инструкции.
Мне все равно, перевод на другой борт неизбежен, мотыльки порхают словно пьяные, улыбаюсь. Самолет идет на взлет, а я понимаю, что влипла.
Опасные и притягательные мужчины, фантастический секс, разговор по душам, благородный поступок, бриллианты, личный водитель.
Их двое.
Я одна.
Такое возможно?
Глава 28
— Правильно, Крис, начинай пить валерьянку, тебя Трофимов хочет видеть.
— Черт.
— О, да, он злой как черт, — Жанка улыбается, ей хорошо, не ее сейчас будут отчитывать, как пятиклашку на уроке физкультуры, которая забыла дома кеды.
— Что вообще он еще делает на работе в выходной? Суббота, вечер, дома находиться уже надо, пиво пить, футбол смотреть.
Запиваю таблетку, с трудом нашла ее в косметичке, надо было выпить раньше, но время есть. Посмотрела на часы, экстренные контрацептивы — шикарная вещь при нерегулярных половых контактах. Я полгода в разводе, свободная женщина, но думать конечно надо головой, а не тем, что между ног. Последнее время рядом с этими двумя ненасытными мужиками, это получается все реже.
С мужем о детях не думали. Да и какие Коле дети? Он сам большой избалованный ребенок, который все еще не в состоянии оторваться от мамкиной титьки.
