Положив Мадлен на кровать, Дункан вернулся к двери и запер ее, опустив, как обычно, в металлические скобы толстую деревянную перекладину. Затем он подошел к постели и, сложив руки на груди, улыбнулся жене.
Улыбка была ему очень к лицу. Можно даже сказать, что на его щеках появились ямочки, вот только слово это едва ли могло подойти к человеку его роста и сложения.
В голове у Мадлен все смешалось. Почему Дункан так странно смотрит на нее?! Она чувствовала себя крохотным мышонком, загнанным в угол большим котом.
— Ты нарочно пугаешь меня? — спросила Мадлен.
Дункан покачал головой. Он понял, что Мадлен боится его и что его улыбка вовсе не помогает ей справиться со страхом.
— Я не хочу, чтобы ты пугалась меня, — сказал барон, направляясь к кровати. — Я бы предпочел обратное, хотя, признаюсь, девственницам в первый раз всегда бывает немного неприятно.
Его попытка успокоить ее не удалась. Мадлен соскочила с кровати и выкрикнула:
— Что значит «в первый раз»?! Не рассчитывай, Дункан, тебе не удастся переспать со мной!
— Нет, обязательно удастся, — возразил он. — И потом, сколько раз мы уже лежали с тобой рядом.
— Спать рядом с тобой и заниматься с тобой тем, что ты собираешься делать со мной этой ночью, — совсем разные вещи.
— Мадлен, с этого дня мы с тобой — супруги. А новобрачные в свою первую ночь всегда занимаются любовью.
— А что, разве приличных леди всегда выдают замуж силой? — насмешливо спросила Мадлен.
Дункан только пожал плечами. Казалось, Мадлен вот-вот расплачется. Тогда барон решил разозлить ее. «Пусть лучше злится, чем огорчается», — подумал он.
— Наше бракосочетание было вызвано необходимостью, — заявил Векстон.
— Необходимостью?! Ты хочешь сказать, что был вынужден жениться на мне? А теперь, вероятно, появилась необходимость взять меня силой этой ночью, не так ли?! — Разгневанная, Мадлен не дала Дункану времени ответить. — Ты даже не подумал объяснить мне, чем был вызван столь поспешный брак! Это непростительно!
— Ты считаешь, что я обязан раскрывать тебе причины моих поступков? — заревел барон, тут же пожалев об этом всплеске гнева, потому что Мадлен, побледнев от страха, испуганно присела на кровать.
Дункан попытался взять себя в руки. Подойдя к камину, он принялся нарочито медленно развязывать шнурки у ворота своего камзола. При этом он стоял лицом к Мадлен, желая, чтобы она видела, что он делает.
Девушка сначала отворачивалась, но потом любопытство взяло верх, и она уставилась на барона неподвижным взглядом. Его кожа была покрыта ровным бронзовым загаром, золотившимся в отблеске пламени, а когда он наклонился, чтобы снять с ног сапоги, Мадлен увидела, как заиграли на его спине сильные мышцы.
Пусть бы он лучше убрался из комнаты, подумала она, но тут же призналась себе, что совсем не хочет этого.
— Но ты же считаешь меня распутной девкой, — внезапно выпалила Мадлен. — Ты ведь сам говорил, что я жила с лишенным сана священником. Неужели тебе нравится спать со шлюхой?!
Дункан улыбнулся над попыткой Мадлен остановить его.
— Между прочим, Мадлен, у девок есть некоторое преимущество перед девственницами. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду?
Мадлен, конечно, ничего не поняла, но решила не признаваться в этом.
— Да, — пробормотала она, — они и в самом деле имеют… некоторые достоинства.
— Почему же ты говоришь «они», а не «я»?
Мадлен сдалась. Она не была шлюхой и понимала, что барону известно это.
— Шлюхи знают множество способов ублажить мужчину, Мадлен.
— Я не шлюха, и тебе прекрасно известно это!
Дункан, привыкший к обману и предательству, опять заулыбался. Он был в восторге от наивности и чистоты Мадлен.
Сняв с себя всю одежду, он подошел к кровати. Мадлен повернулась к нему спиной. Барон видел, как напряглась девушка, когда, откинув одеяло, он лег рядом с ней. Дункан затушил свечу и притворно протяжно зевнул. Тотчас же вслед за этим он позвал:
— Мадлен!
Она терпеть не могла, когда Дункан произносил ее имя таким образом. Нарочно тянул последний слог, и ее имя звучало как «Ле-ен».
— Меня зовут не Лен, — огрызнулась девушка, приподымаясь.
— Ложись.
— Я не устала. — Нелепый ответ, но Мадлен была слишком напугана, чтобы вникать в то, что говорит. Надо было ей в свое время внимательнее слушать истории Марты; впрочем, сейчас поздно об этом думать.
— Я не знаю, что делать, — еле слышно прошептала она.
Дункан был тронут.
— Мадлен, ты помнишь нашу первую ночь в палатке? — тоже тихо спросил он. — В ту ночь я пообещал, что никогда не возьму тебя силой. А разве я хоть раз нарушил какое-нибудь из данных тебе обещаний?
— Откуда я знаю? — проговорила Мадлен. — По-моему, ты ни разу ничего не обещал мне! — Она повернулась к нему, чтобы удостовериться, что Векстон не собирается схватить ее. В этом была ее ошибка — Дункан и не подумал прикрыться одеялом. Он был гол, как Адам. Схватив одеяло, Мадлен бросила его барону:
— Прикройся! Неприлично позволять мне смотреть на твои… голые ноги.
Дункан не знал, как долго еще сумеет сдерживаться.
— Я хочу тебя, Мадлен, что скрывать, но мне нужно, чтобы и ты возжелала меня. Клянусь, ты будешь умолять меня взять тебя, пусть на это потребуется хоть целая ночь!
— Я никогда ни о чем не стану умолять тебя! — отрезала девушка.
— Посмотрим.
Мадлен не понимала, шутит Дункан или говорит серьезно.
— Ты обещаешь? — тревожно спросила она. — Ты правда не возьмешь меня силой?
Дункан был недоволен. Утром он даст Мадлен понять, что она не должна задавать ему подобных вопросов. Но пока он помолчит — пусть жена привыкнет к нему.
— Я верю тебе, — прошептала девушка. — Странно, но, кажется, я всегда верила тебе.
— Знаю.
Мадлен рассмешило его высокомерное замечание, она облегченно вздохнула, вновь чувствуя себя в безопасности.
— Раз уж ты не позволил мне взять ночную сорочку, я, пожалуй, воспользуюсь одной из твоих рубашек.
Не дожидаясь позволения, Мадлен направилась к большому сундуку и стала рыться а его содержимом; найдя наконец рубашку, она, быстро скинув с себя платье, натянула рубашку барона.
Она едва прикрывала Мадлен колени, и девушка поспешила укрыться одеялом. Торопясь, она ударилась о Дункана.
Мадлен долго возилась с одеялом, устраиваясь поудобнее. Она не знала, прилично ли ей дотрагиваться до Векстона, но так хотелось придвинуться поближе к нему, чтобы почувствовать его тепло, хотелось, чтобы он обнял ее и прижал к себе. Господи, она, оказывается, привыкла к его объятиям, и, честно говоря, ей нравилась его близость. Подумав об этом, Мадлен клубочком свернулась возле барона, чувствуя себя уютно как никогда. Похоже, она и впрямь любима, а ей всегда нравилось мечтать о любви. В этом же не было ничего дурного!
