— Мой отец скоро договорится с бароном Дунканом о дне нашего бракосочетания, — торжествующе заявила леди Элеанор. — Я просто хотела принести тебе мои соболезнования, детка. Признаться, я не осуждаю поступков будущего мужа — он так добр. Но я удивлена: барон Векстон, оказывается, бил тебя?
— Если вы можете говорить такое о Дункане, значит, вы совсем не знаете его! — горячо воскликнула Мадлен.
Повернувшись спиной к леди Элеанор, Мадлен взобралась на коня, которого подвел ей один из воинов, что должны были сопровождать ее. Устроившись в седле, она свысока взглянула на рыжеволосую и заявила:
— Нет, дорогая леди Элеанор, барон никогда не бил меня. А теперь, когда я удовлетворила ваше любопытство, позвольте я мне задать вам один вопрос.
Леди Элеанор кивнула.
— Вы любите барона Векстона?
Наступило продолжительное молчание — похоже, рыжеволосая не собиралась отвечать Мадлен. Она лишь недоуменно приподняла брови, всем своим видом давая понять неуместность этого вопроса.
— К тому же я вам не «детка», — гневно проговорила Мадлен. — Дункан на вас никогда не женится, зарубите это на носу. Для того чтобы совершить подобную глупость, ему придется расстаться со своей лучшей драгоценностью.
— И что же это за драгоценность? — поинтересовалась леди Элеанор.
— Это я! И у Дункана достаточно сердца и ума не бросать меня, — добавила Мадлен. — А он далеко не глупец, и даже вам это отлично известно. — С этими словами Мадлен пришпорила своего коня, пуская его вперед. Леди Элеанор пришлось отскочить в сторону, чтобы не попасть под копыта.
Благородная дама сразу утратила свой торжествующий вид. Ликование сменилось бешенством, и это доставило Мадлен немало удовольствия: у нее было такое чувство, словно она только что выиграла важную битву.
Глава 22
Ибо мы ходим верою, а не видением…
Новый Завет, Второе послание к коринфянам, 5-7
Мадлен поведала ему обо всем.
На это ей понадобилось почти два дня. Ее любимый дядюшка хотел знать все от начала до конца, понять, какие чувства обуревали сейчас его племянницу, чего она ждала от будущего.
На глаза отца Бертона навернулись слезы радости, когда Мадлен вошла в его маленький домик. Только сейчас священник понял, как скучал по своей девочке, и, встретившись с нею вновь, не мог сдержать своего ликования. Он сказал Мадлен, что они могут вовсю радоваться встрече: их никто не увидит — его компаньоны отправились навестить заболевшего друга.
Мадлен смогла приступить к рассказу лишь вечером, когда приготовила ужин и они с отцом Бертоном, как это часто бывало в прежние времена, уселись перед камином. Бертон ел, а его племянница говорила. Похоже, священник хотел узнать о Мадлен все до мельчайших подробностей. Он не давал племяннице продолжать, пока не запоминал все, что уже услышал, — память у Бертона осталась прекрасной, хотя внешне он сильно изменился: плечи поникли, спина ссутулилась, да и по дому он двигался не так быстро. Но взгляд оставался таким же живым, а замечания — как всегда, меткими. Да и ум сохранил свою остроту. Когда Бертон открыл племяннице, что его друзья не вернутся к нему, женщина поняла, что даже не старость, а одиночество так изменило дядю, которому было едва за пятьдесят.
Мадлен была уверена в том, что Дункан приедет за ней. Но минуло уже три дня, а о бароне не было ни слуху ни духу.
Женщина поделилась своими опасениями со священником:
— Может, увидев леди Элеанор, он забыл обо мне?
— Что за глупости ты говоришь? — возмутился Бертон. — Я совершенно уверен, что барону Векстону было действительно неизвестно, кем на самом деле являлся этот Лоренс. Он был уверен, что совершенно законно женился на тебе, а для такого человека, как барон, женитьба — весьма решительный шаг, а узы брака святы. К тому же ты сказала, что он объяснился тебе в любви. Неужто ты совсем не веришь в его слово?
— Что вы, дядя, конечно, верю, — проговорила Мадлен. — Он любит меня. Знаю, что любит, но не могу не волноваться. Знаете, я проснулась сегодня посреди ночи, и мне вдруг стало так тревожно… Я все спрашивала себя: что буду делать, если барон не приедет за мной? Вдруг он передумал?
— Если передумал, то он просто глупец, — заявил отец Бертон, в глазах которого заплясали веселые искорки. — А теперь, дорогая, повтори-ка мне слово в слово, что ты сказала рыжеволосой леди Элеанор?
Мадлен улыбнулась: священник явно поддразнивал ее.
— Ну, раз вы хотите этого… — вымолвила она, — Так вот. Я сказала ей, что я — лучшая драгоценность барона Векстона. Не думаю, что я слишком преувеличивала.
— Ты сказала истинную правду, дитя мое. Думаю, разумом ты понимаешь это, а вот сердце тебе надо успокоить.
— Дункан не глупец, — уверенно произнесла Мадлен. — Нет, он не забудет меня. — Закрыв глаза, она откинула голову на подушечку в изголовье. С ней столько всего случилось за последнее время! Но теперь, когда она разговаривала с дядей, казалось, что совсем ничего не изменилось.
Прежние страхи наступали на нее. Если она не возьмет себя в руки, то того и гляди разрыдается и опять станет жалеть себя. Мадлен решила, что ей надо отдохнуть.
— Он ценит меня, — вырвалось у нее. — И другие люди ценят! Но почему понадобилось так много времени, чтобы я поняла это?
— Теперь это уже не важно, — заверил ее Бертон. — Хорошо, ты хоть сейчас поняла это.
Тут внимание священника привлек сильный раскат грома.
— Похоже, вот-вот начнется гроза, — заметил он, подходя к окну.
— Гром прогремел так близко, — заметила Мадлен. Она уже засыпала.
Отец Бертон был готов согласиться с племянницей, но тут он выглянул в окно. Зрелище, представшее его глазам, так поразило священника, что он едва удержался на ногах.
Гром прекратился. Но святой отец увидел молнии, только сверкали они не на небе. Да, они, насколько мог видеть глаз, искрились на земле.
За окном замер целый легион воинов во главе с предводителем. Солнце играло на их сверкающих серебряных нагрудниках.
Священник был заворожен великолепным зрелищем. Затем он выразительно кивнул предводителю и пошел к своему стулу.
На лице отца Бертона заиграла довольная улыбка. Усевшись на стул, он принял серьезный вид и ворчливо промолвил:
— В дверь стучат. Кажется, кто-то хочет видеть тебя, дитя мое. Но сначала узнай, кто это. Я уже слишком стар, чтобы снова вставать.
Почти уснувшая Мадлен, чтобы угодить дяде, все же поднялась с постели и пошла к двери, бросив через плечо, что это, наверное, Марта принесла им свежих яиц и последние сплетни.
Священник лишь усмехнулся.
Распахнув дверь, Мадлен сначала не поверила своим глазам. Пораженная, она замерла как изваяние и в оцепенении смотрела на Дункана.
