Я уже представляла, как делаю это, как Дилара вдруг громко сказала:
— Девочки, тут я!
— Кто я?
— Дилара Айдарова!
— И что ты там делаешь?!
— У меня живот прихватило, — жалобно сказала Дилара, не сводя с меня немигающего взгляда. — Болит ужасно, что-то не то в столовой съела.
Свора расхохоталась, однако поверила ей. Ей дали несколько тупых советов и со смехом вышли из туалета. Я облегченно выдохнула. Дилара — тоже.
— Я не хотела, — прошептала Дилара. — Я правда не хотела! Но Малиновская всех заставила объявить тебе бойкот. Она хочет сделать твою жизнь невыносимой. Прости меня… Я не могу тебе помочь. Боюсь, что меня снова станут травить, как в прежней школе… Лучше переведись, Полин.
Одноклассница открыла дверь и выбежала. А я подошла к зеркалу и посмотрела в свое отражение. Лицо у меня было усталое, но глаза блестели — в тусклом свете они казались темно-синими, будто грозовое море.
Должна ли я сдаваться? Убегать? Или должна дать отпор? Но как? Их много, а я… Одна.
Глава 18. Крыса
Прозвенел звонок, и нужно было вернуться в класс, однако я не торопилась сделать это. Еще какое-то время провела в туалете, снова умыло лицо, переплела волосы туго затянув их в высокий хвост, и только потом вышла в пустой коридор.
В класс заходить не хотелось, однако пришлось сделать это. В коридоре меня заметила Атом, отругала и велела идти на урок.
Я открыла дверь и, извинившись, села на свое место. Ольга Владимировна не стала мне ничего говорить, просто кивнула. Наверное, решила, что я задержалась случайно.
Литература прошла относительно спокойно. Я чувствовала на себе недобрые взгляды и слышала шепотки, которые классная руководительница то и дело пресекала. Я знала, что одноклассники смотрят на меня и обсуждают. Было больно, что девочки, с которыми я подружилась, так легко отказались от меня, но я была благодарна Диларе, что она нашла в себе силы что-то мне объяснить.
Пару раз мне в спину прилетали бумажные шарики — кто-то плевался мне ими в спину. Правда, один раз шарик прилетел не в меня, а в дружка Барсова, который сидел рядом с Диларой. В того самого, с короткой стрижкой и с хулиганским выражением лица.
— Охренел? — на весь класс злобно осведомился он, повернувшись назад. — Я тебе сейчас эту бумажку в задницу засуну!
— Костров, что за лексикон?! — возмутилась классная руководительница. — Немедленно отвернись! Еще раз услышу — у тебя будут проблемы.
— Это у них будут проблемы, если еще раз в меня чем-то кинут, — пообещал друг Барсова. Больше в меня никто шариками не пулялся. Видимо, испугались, что снова попадут в Кострова.
В конце урока мне пришла записка.
«Ты от нас не убежишь», — было написано в ней.
Я оглянулась и увидела, как подружки Малиновский нагло ухмыляются, и демонстративно разорвала бумажку на части. Их улыбочки померкли.
Бойкот продолжался весь учебный день. Меня продолжали не замечать, при этом шепотом обсуждая. Подружки Малиновской больше не искали меня — Дилара была права. Они боялись открывать боевые действия там, где были камеры и свидетели. Такие трусливые мрази, как они, привыкли нападать, оставаясь с жертвой наедине.
Последним уроком было обществознание. Весь класс стоял под дверью кабинета, но после звонка учитель так и не появился.
— Давайте свалим? — предложила Малиновская скучающим тоном. — Все равно скукота.
— Кому это общество тупое нужно? — подхватила ее подружка подхалимским тоном. Я хотела сказать, что мне — я сдаю экзамен по обществознанию. Да, думаю, не только я одна. Но народ промолчал.
— Так, уходим! — заявила Малиновская. — Какого фига мы этого старого чмошника ждать должны?
Ее поддержали подружки и несколько пацанов — из тех, кому не нравилось учиться.
— Нас накажут, если уйдем, — нахмурилась староста. — Помните, как в прошлом году было?
— Камон, вам это надо? Ну сидите, если хотите, — пожала плечами Лика. — А мы пойдем на крышу тусоваться. Если чмошник придет — напишете, ясно? Народ, кто с нами?
Закинув на плечо сумку, Малиновская с видом королевы первой направилась в сторону лестницы. За ней потянулось большая часть класса. На крышу подниматься не разрешалось, но у Малиновской откуда-то были дубликаты ключей, поэтому она время от времени тайно туда проникала.
Человек десять осталось стоять у кабинета — в том числе староста и девчонки, с которыми раньше я хорошо общалась. Странно это слово — раньше. Еще вчера мы весело болтали и переписывались, а сегодня они меня сторонились, как прокаженную. Только Дилара время от времени испуганно на меня смотрела. Ей было стыдно и страшно одновременно.
Историк, который вел общество, так и не пришел. Наташа ходила в учительскую, и там завуч смогла дозвониться до него — оказывается, историк попал в аварию по дороге в школу. Слава богу, с ним все было хорошо, но у него не сразу получилось связаться с руководством.
Мы отправились по домам. А завуч даже не заподозрила, что большая половина класса ушла на крышу.
Забрав из шкафчика одежду, я вышла на улицу. Внутри было пусто — то, чего я больше всего боялась, случилось. Я стала изгоем.
Мне казалось, что Малиновская и ее свора догонит меня на улице, и то и дело оглядывалась, однако ничего плохого не произошло. Они не пошли следом за мной — просто стояли рядом со школой и весело кричали:
— Крыса! Крыса! Мы тебя поймаем, крыса!
Чтобы не слышать этого, я показала им средний палец, торопливо сунула в уши наушники и ускорила шаг. Домой я добралась без приключений, разогрела обед, поела, не чувствуя вкуса. Мамы не было, и я включила музыку, пытаясь отвлечься от плохих мыслей. K-pop играл на всю квартиру, и я даже пыталась потанцевать, но ничего не получалось. Страх и ярость съедали меня изнутри, драли сердце острыми когтями, разрывали душу на части. В голове крутился вопрос — за что? Почему именно я? Что я такого сделала? И кем они себя возомнили?
В соцсети мне пришло несколько сообщений от чьих-то фейков. «Крысы должны получать свое», — было написано в одном. «Только крысы могут уводить чужих парней», — гласило второе. Отвечать я не стала — удалила. Пошли к черту, до их уровня опускаться не буду!
Забыв о том, что напротив живет Барсов, я забралась на широкий подоконник, как любила делать это дома, откинулась спиной на стену и согнула ноги в коленях. Мыслей не было — я просто бездумно слушала музыку. Так продолжалось час или два — не знаю. Небо рассекали самолеты, и я провожала их глазами, мечтая оказаться на борту одного из них.
