Парень взял шлем за застежки, раздвинул и аккуратно надел на голову синеглазки, надеясь, что не повредил синеглазке уши. Затем осторожно застегнул шлем, отрегулировав вокруг шеи.
— Крепко будешь сжимать меня коленями. И обхватишь за пояс. Будешь моим рюкзачком. Не отпускай. Куда я — туда и ты, поняла?
— Поняла, — судорожно вздохнула девушка. — Но обещай, что гнать не будешь, ладно?
— Обещаю, — ответил Барс и спохватился. Это она должна делать все, что он скажет. А получается наоборот. Как так-то?
Он оседлал своего железного коня, поставил ноги на асфальт и положил руки на руль. Полина, держась за его плечо, с трудом, но залезла на заднее сидение. Оперлась о подножки, крепко сжала его коленями и обхватила за пояс. Даже сквозь одежду он чувствовала, какое горячее у нее тело.
— Я покачу медленно. Если будет страшно, просто скажи, поняла? — глухо сказал он, понимая, что больше всего на свете хочет сейчас не драйва и скорости, а ее губы.
Просто. Поцеловать.
— Поняла, — отозвалась Полина.
— Все повторяй за мной. Я наклонюсь — и ты тоже. Я пригнусь — и ты тоже. Ясно?
— Ясно.
С этими словами Барс завел мотоцикл.
Глава 32. Поездка на байке
Впервые в жизни я сидела на мотоцикле. Обхватила Барса коленями и обняла его за пояс, сцепив руки в замок. Страшно не было — наверное, из-за того, что рядом находился он. Большой и сильный. Ну и наглый, конечно. Только почему-то сейчас мне не хочется на него сердиться. Мне нравится обнимать его. И откуда-то в голове появляются мысли «он — мой».
Барс повернул ключ, выжал сцепление, дал двигателю прогреться, убрал подножку, и мы плавно тронулись вперед под рев двигателя. Я вцепилась в Барса так, словно мы уже гнали со скоростью сто пятьдесят километров в час.
— Полегче, синеглазая! — весело прокричал он, и я ослабила хватку.
Он ехал медленно — как и обещал, давая мне возможность привыкнуть к мотоциклу. Вел очень уверенно, будто чувствовал мотоцикл всем телом. И у меня появилось ощущение, будто Барс — совсем уже взрослый и умеет водить много лет.
Страшно не было. Мы неспешно двигались по неширокой полупустой дороге, и я замечала, как люди обращают на нас внимание. Наверное, они видели в нас парочку, а я, думая об этом, лишь улыбалась, зная, что Барс не увидит эту улыбку.
Если сначала я не горела желанием садиться на мотоцикл, то потом не только привыкла, но и захотела большего. В груди появилось необъяснимое, но стойкое желание по-настоящему ощутить скорость. Узнать, каково это — мчаться навстречу ветру?
Я прокричала Барсу, что хочу ехать быстрее, и он, услышав меня, увеличил скорость. Барс делал это постепенно — не стал разгоняться сразу. И я была благодарна ему за это. Он давал мне возможность привыкнуть, и это бережное отношение стало тем, что покорило меня в этой поездке. Моей первой поездке на мотоцикле.
Я не знала, куда мы едем — город по-прежнему был для меня незнакомым. И не знала, что нравится больше: ощущение скорости и обострение всех чувств или возможность обнимать Барса? Странно, но пока мои руки обхватывали его за пояс, а грудь прижималась к его спине, меня не покидало ощущение безопасности. А еще — свободы легкое, как перо, невесомое, как ветер, и прекрасное, как закат.
Наша поездка продолжалась минут двадцать или больше, и в конце Барс завернул с проспекта, по которому мы гнали, на какие-то улочки, прилегающие к набережной. Только эта набережная не была благоустроенной, какой я ее видела, гуляя с девчонками. Здесь не было ограждений, мощенной дорожки, скамеек и нарядных клумб. Не было магазинчиков, мобильных кофеен и лотков с мороженным. Да и людей почти не было. Зато был высокий обрывистый берег, откуда открывался какой-то совершенно невероятный вид на реку и город.
Барс припарковался, и я аккуратно слезла с мотоцикла. Голова слабо кружилась от поездки, зато в груди было тепло и радостно, несмотря на то, что произошло сегодня. Пойти в кабинет директора и рассказать правду о Есине для меня было нелегким решением. Однако я понимала — если я не сделаю этого, Барса могут выгнать из школы.
Себе я говорила — я делаю это только потому, что не хочу остаться без его защиты и снова стать изгоем. Но было ли это так на самом деле? Может быть, я просто не хотела, чтобы Барс уходил?
Плохо помню, как я решилась на это. Как шла по коридору, сбежав с урока, как стояла перед дверью, собираясь с мыслями. Как ворвалась в приемную, как секретарша пыталась выгнать меня, а я все равно подбежала к двери и распахнула ее в тот момент, когда мать Есина рассказывала всем, какой у нее замечательный сын.
Было сложно говорить о том, что Есин издевался надо мной. Честно говоря, еще утром я не думала, что смогу рассказать о буллинге в школе взрослым или посторонним людям. Потому что это безумно стыдно — настолько, что начинаешь винить не тех, кто травил, а самого себя.
Да, я не рассказала о других, но и того, что я рассказала о Есине, мне хватило, чтобы начать задыхаться от чувства стыда. Но я боролась с собой. Старалась держаться уверенно, не плакала — на моих глазах не появилось ни слезинки, даже когда учителя расспрашивали меня обо всем. Я даже приняла извинения Есина, который при этом смотрел на меня с презрением. Он бы снова и снова унижал меня, если бы мог. Но рядом находились взрослые, а напротив него сидел Барс, и Есин лишь бормотал «извини-прости», потупив глазки в пол.
Из кабинета директора я вышла уставшая, но гордая собой.
Я смогла! Сделала! Пересилила себя!
Это моя маленькая победа.
— Ты уверена, что не хочешь ни о чем сообщать родителям? — спросила Ольга Владимировна.
— Нет, — улыбнулась я. — Все ведь обошлось. Не хочу тревожить маму. Пожалуйста.
Классная руководительница лишь кивнула.
— Полина, ты должна была сразу рассказать мне о том, что произошло, — мягко пожурила она меня.
Я пожала плечами.
— Если что-то подобное повторится, пожалуйста, сразу же расскажи мне, — попросила Ольга Владимировна.
— Не повторится, — бросил Барс, идущий рядом с независимым видом. — Я ведь рядом.
— Дима, ты, конечно, рыцарь, но, пожалуйста, перестань решать все проблемы кулаками, — строго сказала учительница. — Поверь, это не выход. Многое сходит тебе с рук только потому, что ты школьник. Станешь взрослым — все изменится. В мире взрослых все решает ум, а не сила, понимаешь?
— Нет, Ольга Владимировна. Все решают деньги, — отозвался Барс. И в эту минуту он казался взрослее, чем многие учителя.
Мы направились в берегу, и у меня дух захватывало от красоты. Бесконечно высокое нежно-голубое небо, наполненное облаками, речная гладь, по которой бежит рябь, блестящие крыши домов на противоположном берегу. Вместо дороги — широкая тропинка, справа — деревья с огненной и золотистой листвой. Осень в этом месте наступила намного раньше, чем в городе. Только листва еще не опала.
