— Молочный коктейль, — призналась я и скромно добавила: — Клубничный. Без трубочки.
Он купил мне коктейль, себе — кофе с корицей, и мы пошли дальше. Надо же, Дуболом умеет быть милым.
***
Дима и Полина остановились у кофейного торгового островка, не замечая, что на них смотрит субтильный мужчина с усами, одетый в модный костюм.
— Вот ты где, гаденыш, — тихо проговорил он, недобро разглядывая парня. Заметил его еще в гипермаркете.
Это же он ему крыло машины расцарапал! Маленький уродец! Да эта тачка стоит дороже в три раза, чем его жизнь! Сначала пробрался в магазин, хоть и несовершеннолетний, потом ему новую тачку испоганил.
Таких учить жизни надо. Пусть теперь платит. А что? Раз нашлось ума и наглости портить чужие вещи, так пусть найдутся и бабки.
Это дело принципа.
К мужчине подошел охранник, закончивший смену — его он специально только что вызвал по телефону.
— Что такое, Антон Валерьич? — спросил охранник.
— Видишь, парень стоит? Да, вон тот, здоровый такой, кофе покупает? Проследи за ним. Разумеется, не за просто так, — пригладил усы мужчина. — Пробей, где живет, кто такой. Понял?
— Понял, что непонятного? — отозвался охранник, разглядывая спину удаляющихся Димы и Полины. — Все сделаю, Антон Валерьич.
И он пошел следом за ними.
***
Мы вышли из торгового центра, и Дима вдруг резко развернулся. От неожиданности я едва не врезалась в него и ткнулась носом в молочную пенку — коктейли я всегда пила без трубочек.
— Я тебя не понимаю. Почему ты такая? — спросил Барс, сведя темные брови к переносице.
— Какая — такая? — не поняла я, вытирая пенку с лица.
— У тебя жизнь не сахар. Заставили переехать. Травили в школке. Отчим явно поехавший. Я хренью заставляю заниматься. А ты вместо того, чтобы всех ненавидеть, ходишь и улыбаешься, — тихо сказал он. Его глаза казались темными, будто ночь. — Помогаешь другим. Почему ты такая добрая?
Он сказал это так, будто бы обругал. Будто бы быть доброй — преступление.
— Это плохо? — с вызовом спросила я.
— Рядом с тобой я чувствую себя грязным уродом, — вдруг вырвалось у него. — Как будто бы ты — ангел, а я рядом с тобой — мразь последняя.
— Я просто делаю то, что хочу. Если я могу помочь — помогу. Да, я знаю, что я дура. Но вот не могу иначе. Думай обо мне что хочешь, Дима.
— Я вообще о тебе не хочу думать. Но…
— Что — но?
— Не могу перестать делать это. Дай мне руку, — попросил Барс. Не приказал, а именно попросил.
— Зачем? — спросила я, не зная, что думать.
— Просто дай мне руку и идем домой. Ты ведь хотела приготовить мне ужин. Хотя…
— Что?
— Замри.
Он коснулся моего носа и убрал с него молочную пенку, которую я не заметила.
Я вложила пальцы в его ладонь, и мы пошли в сторону наших домов. Молча. Не знаю, о чем думал Барс, а вот у меня в голове были мысли о том, что рядом с ним спокойно, хоть он и дурачок.
— Когда я делаю что-то хорошее, то надеюсь, что папа увидит это, — вдруг призналась я, когда мы оказались во дворе. — И обрадуется.
— Думаешь, он наблюдает за тобой?
— Конечно, — уверенно ответила я.
— И откуда? Оттуда? — хмыкнул Барс и кивнул в небо, высокое и прозрачно-синее. Такое небо бывает только осенью.
— Отсюда, — коснулась я свободной рукой левой стороны груди. — Отсюда виднее, чем из космоса. А знаешь, почему?
— Почему же?
— Потому что человеческое сердце размером с целую вселенную.
— Если у тебя сейчас вырастут крылья, не утяни меня за собой в небо, — пошутил Дима.
— А если у тебя появятся рога, не утащи меня за собой под землю, — ответила я, и мы дружно рассмеялись.
Перед тем, как войти в подъезд, я на всякий случай огляделась. Отчима поблизости не было. Можно было идти к Диме.
Красивое у него все-таки имя…
Глава 44. Поцелуй, который меня убьет
Они пришли к квартиру.
Полина была у него третий раз, но Барс, глядя на то, как она деловито раскладывает купленные продукты, вдруг подумал, что она жила с ним всегда. Странно ощущение. Тупое. Он сам тупой. Запал на нее, как идиот. Глаз отвести на может.
Лайм тоже не мог. Таращился на его Полину, как псих. Хотелось вломить ему там, прямо в торговом центре, но Барс сдержался. Ему не были нужны проблемы с охраной, да и синеглазку пугать не хотелось.
Он сидел на кухне, которая наполнилась ароматом, и наблюдал за тем, как Полина готовит. Она включила на телефоне свою корейскую группу, и комнату наполнили мелодичные звуки и незнакомый язык. Под эту мелодию Полина пританцовывала — кажется, ей нравилось и слушать музыку, и готовить.
Она действительно была странной. Он таких никогда не встречал раньше.
Добрая. Светлая. Такая нежная и при этом сильная. Другая.
Барс не понимал, откуда в этой хрупкой фигурке столько силы. Не внешней, а внутренней. И чувствовал себя беспомощным, как в детстве. В отличие от него Полина не ломалась, хотя сама пережила многое.
Она улыбалась. Помогала другим. И взгляд ее был наполнен светом. Этого света он сторонился сначала, боялся. А потом понял, что со светом легче. С такой, как она, легче.
Полина остановилась, сняла с запястья тонкую резинку и затянула волосы в пучок — чтобы не мешались. Когда она подняла руки, то футболка оголила ее живот. Совсем немного, но Барс сглотнул, понимая, что не может оторвать от девушки взгляда.
«Только пол осталось слюной закапать», — недовольно подумал он, не понимая, почему так реагирует на эту девчонку. Просто футболка слегка задралась, ничего такого, но почему пульс стал частить?
Словно забыв о нем, Полина стала активнее пританцовывать на месте, стоя у плиты. Движения ее были изящными, а сама она казалась гибкой. Может быть, танцами занималась? Барс вдруг захотел подойти к ней со спины, развернуть к себе и станцевать медляк. Медляк — потому что танцевать не умел, только качаться в такт музыке. Ну или башкой махать под качовый бит.
Танец Полины закончился тем, что ей на ногу вдруг запрыгнул Обед — видимо, ему стало скучно. Полина взвизгнула и от неожиданности чуть не опрокинула на себя кастрюлю со спагетти. Барс тотчас подскочил к ней.
— Ты в порядке? — спросил он. — Не обожглась?
— Нет, все хорошо, — улыбнулась Полина и погрозила пальцем затаившемуся под столом Обеду. — Не делай так больше! Такой же злобный, как хозяин.
