– Да, интересное совпадение, что подсудимая решает прекратить терапию ГБО в тот самый день, когда камера взрывается и все написанное сбывается, и, как удобно, Генри больше не нужны все те занятия, которые она только что отменила.
– Совпадения случаются, – сказал Эйб, оживившись, явно включаясь в игру в хорошего и злого полицейского перед жюри.
– Верно, но если она решила закончить, зачем вообще ехать на очередной сеанс? Зачем так далеко ехать, а потом врать, что приболела? И это после того, как она полдня изучала пожары в камерах ГБО, как показал наш экспертно-криминалистический анализ ее компьютера?
– Детектив Пирсон, как специалист по делам о поджогах, какие выводы вы смогли сделать из записок и истории поиска на компьютере подсудимой?
– Ее запросы касались в основном механики возникновения пожара в камере ГБО: где начинается огонь, как он распространяется, – а это указывает на человека, планирующего поджог, вычисляющего, где лучше поджечь, чтобы гарантировать смерть людей внутри камеры. Фраза «Генри = жертва. Как?» показывает, что ей важно было, чтобы Генри точно стал жертвой, погиб. То, как она потом изменила рассадку, чтобы Генри оказался в самой опасной зоне, это подтверждает.
– Протестую, – адвокат Элизабет попросила поговорить с судьей и другими адвокатами. Пока юристы совещались с судьей, Тереза рассматривала листок. Она могла сама написать каждое слово. Как часто она думала, что она больше так не может, молила вернуть ей ее жизнь. Черт, да она же вечерами об этом молилась: «Дорогой Боже, помоги, пожалуйста, Розе, дай нам новое лекарство, подари исцеление, что угодно, Боже, мне нужна моя прежняя жизнь. Карлосу нужна его жизнь. Больше всего Розе нужна ее прежняя жизнь. Боже, пожалуйста.» А прошлым летом, совершая длинные поездки дважды в день, разве не она отсчитывала дни и говорила Розе: «Еще девять дней, девочка моя, и БОЛЬШЕ НИКАКОГО ГБО!»
И еще запись «Генри = жертва. Как?». Объяснение Пирсона звучало логично, осмысленно, но что-то в этой фразе вызывало другие ассоциации. «Генри все равно что жертва, как так. Генри – жертва. Генри – жертва? Как?» – повторяла она, теряясь в таком знакомом ритме, напоминавшем старую колыбельную.
Внезапно она вспомнила. Демонстранты тем утром. «Вы причиняете им вред, – сказала та женщина с серебристым бобом. – Вы сделали из них жертв собственной мечты о детях из книжки». Эти слова услышала Элизабет, ее лицо побледнело, несмотря на раскаленный как в сауне воздух, и Тереза сказала: «Да ладно, Генри – жертва? Чушь. Да у него даже белье из органических материалов». А потом ей подумалось, а что если Роза – жертва моей неспособности принять ее? Но я всего лишь хочу, чтобы она была здорова. Что в этом плохого? Будь у нее под рукой бумага, она бы тоже могла нацарапать «Роза – жертва? Как?»
Все адвокаты вернулись на свои места, и Эйб достал еще один лист бумаги.
– Детектив, поясните, пожалуйста, что это, – сказал Эйб.
– Эта схема с последнего сайта, на который заходила подсудимая перед взрывом. Она ввела запрос «ГБО поджечь снаружи», вероятно, чтобы отыскать тот случай, о котором упоминали листовки демонстрантов, и обнаружила вот это: комната, похожая на Субмарину Чудес, где пожар начался вне камеры. Огонь повредил кислородный шланг, утечка, газ коснулся пламени. Баллон 1 взорвался и убил двух пациентов, подключенных к нему.
– Получается, подсудимая видела это изображение за пару часов до того, как усадила сына на третье место, подписанное «Погиб». Вы это хотите сказать?
– Совершенно верно. Стоит учесть, – Пирсон бросил взгляд на присяжных, – что взрыв на Субмарине Чудес произошел точно таким же образом. Огонь начался там же, под провисающим шлангом с кислородом. Жертвы располагались там же, на двух местах с краю, где она настояла, чтобы сидел и ее сын.
Тереза взглянула на рамку слева с подписью «Без повреждений», там сидела Роза. На любом другом сеансе она сидела бы на красном месте, подписанном «Погиб». Если бы Элизабет не настояла на пересадке, голова Розы оказалась бы объята пламенем и обуглилась бы до костей. Тереза поежилась и помотала головой, чтобы отогнать видение, отбросить подальше. Она испытала такое сильное облегчение, что у нее задрожали колени, а потом приступ стыда, ведь, зачем скрывать, она благодарила Бога за то, что чужой ребенок погиб такой жестокой смертью. Терезе тогда пришло в голову, что она защищает Элизабет не потому, что верит в невиновность, а из благодарности, что она все спланировала так, чтобы оставить Розу в живых. Возможно, ее эгоизм руководил тем, как она воспринимала хохот и записи Элизабет?
– Вы обсуждали место поджога с подсудимой? – спросил Эйб.
– Да, сразу после того, как она опознала тело своего сына. Я сказал, что мы найдем ответственного и выясним, как это случилось. Она ответила: «Это демонстранты. Они развели огонь снаружи, под кислородным шлангом». Напомню, в тот момент мы еще не знали, где и как начался пожар. Позднее наше расследование подтвердило, что огонь возник именно там, и мы были, мягко говоря, удивлены.
– Могла ли она знать это потому, что, как она и говорила, огонь разожгли демонстранты, а их листовки все объясняли? – спросил Эйб тоном невинного школьника, интересующегося, существует ли пасхальный кролик.
– Нет, – Пирсон покачал головой. – Мы тщательно расследовали эту версию и отклонили ее по ряду причин. Во-первых, всех шестерых отпустили с допроса только в восемь часов вечера. Они утверждают, что сразу же поехали в Вашингтон, нигде не останавливаясь, и данные с вышек сотовой связи это подтверждают. Во-вторых, все шестеро имеют безупречную репутацию мирных законопослушных граждан, чья основополагающая цель была – защитить детей от возможного вреда.
Тереза встряхнула головой, желая объяснить присяжным, что не надо поддаваться впечатлению и верить в их кажущуюся мирность. Они не видели этих женщин тем утром, с тесно стиснутыми зубами и презрением во взгляде. Они готовы были на все, чтобы прекратить ГБО, как фанатики, которые во имя спасения жизней стреляют в докторов, выполняющих аборты.
Тереза сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Пирсон продолжал давать показания:
– Даже если поверить, что они способны на нечто столь ужасное, как поджог, чтобы отпугнуть людей от терапии ГБО, бессмысленно делать это, когда кислород включен на полную мощность и внутри дети.
Кислород на полную мощность. Это навело ее на мысль, от которой пробежал холодок по спине: а если они не знали, что кислород включен? Когда она в то утро пробегала мимо них после первого сеанса, женщина с бобом крикнула ей вслед: «Мы никуда не уйдем. До встречи в без четверти семь!» Тогда она не задумывалась, она была слишком зла, но теперь осознала: демонстранты знали их расписание. А значит, ожидали, что в 20:05 кислород будет выключен. По словам Пирсона, кто бы ни развел огонь, он сделал это между 20:10 и 20:15. Идеальный расчет: демонстранты ожидали, что сеанс будет подходить к концу, кислород уже будет перекрыт, а значит, огонь будет распространяться медленно, пациенты увидят его, вылезая из камеры, испугаются, пожалуются на Пака. И больше никакого ГБО. Идеальный план.
