Мэри принялась наматывать хвостик на указательный палец. Распускала, наматывала опять.
Мэтт вдохнул густой, туманный воздух. Ощущалось почти как курение.
– Родители. Они знают?
– Что знают?
– Ты понимаешь, – ответил он. У него свело отсутствующий палец, очень некстати, потому что он не мог его потереть.
Мэри сощурилась, словно читая мелкий шрифт на его лице.
– Нет, я никому не рассказывала.
Он осознал, что задержал дыхание. Чувствовал головокружение, слышал гул комаров, меняющийся, как звук проносящихся мимо сирен, переходящий то в высокий визг, то опять в низкое жужжание,
– А Жанин? Она тоже в списке свидетелей. Она будет что-то говорить? – спросила Мэри.
– Она не знает, – покачал головой Мэтт.
Мэри нахмурилась.
– Что значит, не знает. О чем мы сейчас?
– О нас, – ответил Мэтт. – О записках, курении, она ничего не знает. Я ей ничего не говорил.
Лицо Мэри исказилось от горького недоверия, она подошла и отвесила ему пощечину.
– Подлый лжец, – с надрывом произнесла она. Ее голос стал высоким, готовым перейти в крик. – Думаешь, я все забыла из-за комы? Я все помню. Это был самый унизительный момент в моей жизни, когда она обращалась со мной, как с потаскушкой, которая не может оставить ее мужа в покое. Знаешь, я бы пережила, если бы ты перестал со мной видеться. Но зачем подсылать жену?
Мэтт споткнулся. Пощечина от Мэри словно запустила у него в груди сотни мячиков для пинбола, которые теперь сталкивались друг с другом, врезались в ребра, в позвоночник, так что он едва держался на ногах.
– Она… что?
Мэри сделала шаг назад, лицо все еще выражало недоверие, но смягчилось под воздействием искреннего замешательства Мэтта.
– Ты не знал? Но… – она зажмурилась и потерла лицо. Шрам проступил яркой красной полосой на бледной коже, как лава, извивающимся потоком стекающая с горы. – Она сказала, что знает. Сказала, ты все ей рассказал накануне взрыва.
Он моргнул и увидел: их спальня, вечер накануне взрыва, Жанин достает руку из-за спины, в ней последняя записка от Мэри. «Не понимаю, зачем нам что-то обсуждать. Давай просто все забудем.» И вот голос Жанин из-за спины: «Это лежало в шкафу. О чем речь? От кого это?». Он тогда соврал и был уверен, что она купилась. Неужели он ошибался?
– Ну? Так ты рассказывал или нет? – спросила Мэри.
Мэтт сосредоточился на ее лице.
– Она нашла одну из твоих записок, но я сказал, что это от интерна, которая со мной флиртовала, а потом засмущалась. Жанин мне поверила, я уверен. Она больше об этом не заговаривала. Когда она успела с тобой поговорить? Где?
Мэри поднесла волосы ко рту, потом отбросила, те упали за спину.
– Вечером перед взрывом, около восьми. Прямо здесь.
– В восемь? Здесь? Но я же говорил с ней. Я позвонил сказать, что сеанс задерживается, и я приеду поздно. Она не упомянула, что собирается сюда ехать, или о встрече с тобой…
– Она знала о задержке? А она сказала… – голос Мэри затих, рот беззвучно открывался.
– Что? Что она сказала?
Мэри помотала головой, словно собираясь с мыслями.
– Я ждала тебя здесь. Она пришла, заявила, что ты все рассказал. Я ответила, что не знаю, о чем речь, а она сказала, что ты слишком деликатный, чтобы объясниться самому, но я вешаюсь на тебя, и пора уже остановиться. Сказала, ты не придешь на встречу, тебя нельзя беспокоить, что ты уже уехал и попросил ее позаботиться, чтобы я оставила тебя в покое.
Мэтт прикрыл глаза.
– Господи, – произнес он, а может, только подумал. Сложно было сказать. Голова шла кругом.
– Я все твердила, что понятия не имею, о чем она говорит, но у нее была с собой сумочка, и она… – голос Мэри задрожал. – Она достала пачку сигарет и бросила мне. А еще спички и записку, и кричала, что это все мое.
Мэтт подумал, не сон ли это? Вдруг вот сейчас он проснется и все снова обретет смысл. Но нет, когда спишь, сны кажутся логичными. Ощущение сюрреалистичности, которое охватило его сейчас, приходит позже, после просыпания.
– И что потом?
– Я сказала, что это не мое, и ушла.
Мэтт представил себе, как его жена здесь стоит, кипит от ярости, сигареты со спичками валяются у ее ног, а он в кислородной камере в паре минут отсюда. Кровь зашумела в ушах.
– Думаешь, сигареты, которые она выбросила, те самые, что нашла Элизабет?
Мэтт кивнул. Конечно, это они. Неизвестно еще только, что Жанин с ними делала до того, как Элизабет их нашла.
Минуту спустя Мэри сказала:
– Ты собирался встречаться со мной тем вечером?
Мэтт открыл глаза и снова кивнул. Голова ощущалась пустой, от движения казалось, его мозг врезался в череп.
– Да, – с усилием произнес он вслух, хриплым голосом, как после многодневного молчания. – Я рассчитывал встретиться позже, после сеанса.
Мэри молча посмотрела на него, а он пытался прочитать выражение ее лица. Тоска? Сожаление?
– Мне пора идти. Уже поздно, – покачала головой Мэри и пошла. Через несколько шагов она остановилась и повернулась. – Ты хоть иногда чувствуешь вину? Может, нам стоит рассказать все, что мы знаем, и будь что будет?
Мэтт почувствовал, как у него сжались артерии, органы запаниковали, сердце заколотилось, кровь ускорилась, легкие раздулись. Да, он опасался, что его интрижка с подростком всплывет. Но это ерунда, детские игрушки, по сравнению с тем, что подумают присяжные – будем честны, что думал он сам – если выяснится, что Жанин была здесь прямо перед взрывом и лжет.
– Я думал об этом, – Мэтт говорил нарочито медленно и спокойно, словно рассматривал интересный вопрос с лекции. – Но едва ли мы можем рассказать что-то важное. То, чем занимались мы с тобой и Жанин, никак не связано с огнем. Записка, сигареты, любопытно, конечно, откуда они взялись, но в конечном итоге, все это никак не связано с поджигателем. Боюсь, мы только спутаем картину. Ты же сама видела, как эти крючкотворцы каждое слово переворачивают.
– Да, ты прав, – сказала она. – Спокойной ночи.
– Мэри, – он подошел ближе. – Если ты что-то скажешь, хоть что-то, то наши семьи, все наше будущее…
Мэри подняла руку, призывая его замолчать, и долго смотрела ему в глаза. Потом она медленно опустила руку, повернулась и ушла.
Когда она завернула за угол и исчезла из вида, Мэтт выдохнул. Артерии расширились, кровь прилила к органам, которые начали ощущать покалывание, разжимаясь один за другим. Почувствовал жжение, он опустил глаза. Комар сидел на сгибе локтя, лениво посасывая кровь. Мэтт прихлопнул его быстро и сильно и убрал руку. Сплющенный комар остался на ладони, черная клякса в лужице алой крови, которую он высосал за мгновения до смерти.
