Мэтту очень хотелось спросить «Какого черта ты мне не рассказала?», но он буквально проглотил эти слова, рвавшиеся из его горла. Он быстро выучил, что ссоры в браке – как качели. Надо осторожно отмерять обвинения. Если накидать сразу много на одного человека, дать качелям опуститься до земли, он может просто встать и уйти, и ты полетишь об землю.
Жанин грызла кожу вокруг ногтей. Через некоторое время она сказала:
– Я не видела в этом необходимости. В том, чтобы тебе рассказывать. Люди погибли, ты получил ожоги, она в коме, а записки и наш разговор казались такой глупостью. Мелочь. Казалось, это уже не имеет никакого значения.
Только вот ты там была, на месте происшествия, во время происшествия, с орудием в руках, подумалось Мэтту. Полиция может решить, что это важно.
Словно угадав его мысли, поняв, как звучало ее оправдание, Жанин сказала:
– Когда полиция принялась говорить о сигаретах, я подумала было рассказать, но что я могла сказать? Я проехала целый час, чтобы попросить девочку-подростка перестать заваливать моего мужа записками? Ах да, еще, перед уходом, я дала ей сигареты и спички, возможно, те самые, которые потом послужили причиной взрыва.
Дала. Хотя его удивляло, как Жанин заставила прозвучать все так, словно она не швырнула эту гадость, а подарила, он понял, что в выборе слова есть кое-что поважнее. Дала означало, что получатель, Мэри, взяла предметы.
– Постой, после того, как ты, хм, дала ей все это, она их уронила? Или ушла, оставив рядом с тобой? Или ты ушла, оставив ее с этими предметами?
Алкоголь плескался у него в мозгу, мешал думать, но это казалось почему-то важным.
– Что? Понятия не имею. Какая разница? Мы обе ушли. Я знаю только, что велела ей держаться от тебя подальше и не посылать больше никаких записок.
Жанин говорила еще что-то о том, как сигареты остались в лесу, и ей становилось плохо при мысли об Элизабет, явно психически нездоровой женщине, которая случайно нашла сигареты в самый неподходящий момент и использовала их для убийства, но Мэтт мог думать только о том, кто последним держал эти сигареты. Если считать, что последней их держала Жанин, приходится рассматривать возможность, что она и осуществила поджог. Но если Жанин ушла первой, если последней их видела Мэри, может ли быть так, что она…
– Завтра Эйб попросил меня записать образец моего голоса, – сказала Жанин.
– Что?
– Он просит меня записать мой голос, чтобы они могли дать его прослушать тому сотруднику из клиентской службы. Чушь. Двухминутный разговор год назад. Без шансов, что он вспомнит голос, который слышал год назад. Он же даже не знает, мужчина звонил или женщина. Он знает только, что звонивший говорил по-английски без акцента, что бы это ни значило. А теперь подумай, сколько людей могли на минутку взять твой телефон. Не понимаю, зачем это Эйбу.
По-английски без акцента. Могли взять телефон. Тут ему пришло в голову то, что он игнорировал все это время, ему просто не приходила в голову такая возможность, как же он был слеп.
Мэри знала, где он прятал запасной ключ от машины. Она могла открыть машину, достать телефон и делать, что захочет. И она идеально говорила по-английски. Без акцента.
Суд: день четвертый
Четверг, 20 августа, 2009
Жанин
Если почитать статьи в интернете, кажется, что все просто: расслабься, дыши спокойно, чтобы снизить пульс, частоту дыхания и давление, и профит, можно врать сколько влезет! Только сколько бы она ни сидела в позе йогов, представляя себе океанские волны и глубоко дыша, каждый раз, когда она вспоминала телефон Мэтта, не говоря уже о том звонке, ее кровь из ленивого ручейка превращалась в бурлящие потоки и вихри пятой категории сложности, словно предчувствовала опасность и стремилась убежать, немедленно, и заставляла сердце работать в режиме паники.
Иронично, что после всех ее проступков, после всего вранья, именно звонок в страховую, даже не сам звонок, а то, что они в тот день перепутали телефоны, угрожает разрушить ее мир. Еще большая ирония в том, что ей не надо было звонить. Она легко могла поискать ответ в интернете или даже просто догадаться: ну какая страховка от пожара не покрывает случай поджога? Но Пак сбил ее с толку – сначала не успокаивался по поводу сигарет, потом нерешительно ходил вокруг да около, начал говорить, что возможно, вся затея это большая ошибка, так что она решила на всякий случай все-таки позвонить в страховую. И подумать только, она сделала это ровно в тот день, когда у нее оказался телефон Мэтта! Перепутай они телефоны в другой день или позвони она с рабочего телефона (а ведь стоял на столе, прямо под рукой!), в выписке звонков не было бы ничего подозрительного, все было бы хорошо.
Ей надо было рассказать правду два дня назад, когда Шеннон впервые завела разговор об этом звонке (ну, не всю правду, но хотя бы про звонок). Надо было признаться Эйбу и придумать какое-нибудь разумное оправдание, например, что хотела убедиться, что вложения ее родителей в «Субмарину Чудес» полностью застрахованы. Они бы посмеялись над ретивостью Шеннон, готовой заклеймить Пака как убийцу лишь на том основании, что рассеянный супруг Жанин взял утром не тот телефон. Но то, как она нацелилась на Пака, заставило Жанин паниковать, гадать, а что произойдет, если Шеннон примется за нее, начнет расследовать ее звонки, ее мотивы, рыться в ее телефонных выписках, включая, быть может, и данные с вышек сотовой связи. Что сделает Шеннон, если узнает, что Жанин была поблизости всего за несколько минут до взрыва, что она держала в руках ту самую пачку «Кэмел», и что она весь год это скрывала? Разве она не ухватится за звонок в страховую, не использует его как доказательство ее мотива для поджога и, может, даже убийства?
Так легко было ничего не делать, ничего не говорить. А когда момент был упущен, она уже не могла ничего рассказать. Ко лжи нужно подходить очень ответственно. Солгал один раз – и все, пути назад нет, надо держаться своей версии. Вчера вечером, когда Эйб сел и рассказал, что именно произошло, вплоть до смены телефонов, она подумала: «Он знает. Он все знает». Но все же она не смогла признаться, не могла стерпеть унижения быть уличенной во лжи. И чем больше он ей выкладывал: как они нашли сотрудника клиентской службы, как они скоро получат запись, тем настойчивее Жанин твердила: это не она. В тот момент он мог бы даже показать ей видеозапись ее звонка или еще что-то неоспоримое, и все равно она бы все отрицала, ответила бы какую-нибудь чушь, вроде «Это фальшивая запись, монтаж». В этом проявилась бы ее верность – своей истории, самой себе.
Вчера вечером, после признания Мэтта, после его мольбы об искренности, она подумывала рассказать ему. Но чтобы объяснить, почему она соврала насчет звонка, придется рассказать ему все: и о сделке с Паком, и об их решении держать все в тайне и о том, как она перехватывала его банковские выписки, чтобы скрыть платежи, которые она так старательно разбила на много транзакций на протяжении многих месяцев. Она не была уверена, что их брак все это переживет.
