– Все воодушевились, – сказал Мэтт Эйбу. – Мой свекр более тридцати лет занимается акупунктурой, он все и спланировал, а моя жена, врач-терапевт, подтвердила действенность методики. Мне этого было достаточно.
Жанин перестала обкусывать ноготь, а Мэтт добавил:
– Важно учитывать, что у нее в университете оценки были лучше, чем у меня.
Тут Жанин рассмеялась вместе с присяжными.
– И вы записались на курс лечения. Расскажите об этом.
Мэтт закусил губу и отвернулся. Он ожидал такого вопроса и даже продумал, как на него отвечать: максимально буднично. Тем же тоном, каким Пак тем вечером рассказал, что свекр Мэтта вкладывает деньги в его бизнес, а Жанин «назначается» – словно у них президентская комиссия или что-то в этом роде – медицинским консультантом. Все дружно решили, что мистер Томпсон должен стать первым пациентом. Мэтт тогда подумал, что ослышался. Пак хорошо говорил по-английски, но все же с акцентом и синтаксическими ошибками. Может, он перепутал слова и имел в виду «директором» или «председателем»? Но потом Пак добавил: «В основном пациентами будут дети, но хорошо, если будет и один взрослый».
Мэтт молча отпил вина, гадая, как Паку могло взбрести в голову, будто он, вполне здоровый мужчина, нуждается в ГБО, и тут увидел единственное возможное объяснение. Не могла ли Жанин упомянуть об их – его – затруднении? Он постарался отбросить эту мысль и сконцентрироваться на обеде, но руки у него дрожали, так что никак не получалось подцепить еду, скользкие кусочки маринованных ребрышек не держались тонкими серебряными палочками. Мэри это заметила и пришла на выручку. «Я тоже не могу есть металлическими», – сказала она и предложила ему деревянные палочки, такие, как дают в китайских забегаловках. «Ими легче. Попробуй. Мама говорит, мы поэтому и уехали из Кореи: кто возьмет в жены девушку, которая палочками есть не умеет. Так, мама?» Остальные недовольно промолчали, но Мэтт рассмеялся. Она вторила, и они принялись хохотать вдвоем и корчить рожи, как два непослушных ребенка в полной комнате взрослых.
Именно в тот момент, пока Мэтт и Мэри смеялись, Пак сказал:
– ГБО показывает высокую эффективность в борьбе с бесплодием, особенно в твоем случае, при низкой подвижности сперматозоидов.
Получив подтверждение, что его жена поделилась подробностями – медицинскими, личными – не только с родителями, но и с людьми, которых он впервые видит, Мэтт почувствовал в груди что-то горячее, словно наполненный лавой шар взорвался в легких, вытеснив весь кислород. Мэтт уставился Паку в глаза и старался дышать спокойно. Как ни странно, сложнее было избегать взгляда не Жанин, а Мэри. Он не хотел знать, как эти слова – бесплодие, низкая подвижность сперматозоидов – повлияют на ее мнение о нем. Раньше она смотрела на него с любопытством, возможно даже с интересом. А вдруг теперь в ее глазах отразится отвращение или, что еще хуже, жалость?
Мэтт сказал Эйбу:
– У нас с женой были проблемы с зачатием, а ГБО является экспериментальным методом лечения мужчин с подобными проблемами, так что разумно было воспользоваться предложением.
Он не стал уточнять, что сначала отказался, не хотел даже упоминать об этом до конца обеда. Жанин произнесла явно заготовленную фразу, что, если Мэтт согласится стать пациентом, это поможет раскрутить бизнес, потому что присутствие «настоящего врача» (слова Жанин) убедят потенциальных клиентов в безопасности и эффективности ГБО. Кажется, она не заметила, что он ничего не ответил и не поднимал глаз от тарелки. А вот Мэри заметила. Она раз за разом выручала его, то посмеиваясь над тем, как он пользуется палочками, то вставляя шуточки о смешении вкусов кимчи и чеснока с вином.
В последующие дни Жанин превратилась в занозу в заднице, все время говорила о безопасности ГБО, множестве вариантов применения, бла-бла-бла. Когда он не уступил, она принялась давить на чувство вины, говорила, что его отказ лишь укрепит подозрение ее отца, будто Мэтт не верит в его бизнес.
– А я в него и не верю. Я не считаю его занятия медициной, и ты это знала с самого первого дня, – сказал он, что привело к еще более болезненному высказыванию с ее стороны:
– Да ты просто ненавидишь азиатов. Не воспринимаешь нас всерьез.
Не успел он запротестовать, что она обвиняет его в расизме, отметить, что он вообще-то на ней женился (и вообще, разве это не она все время твердила, что старомодные корейцы типа ее родителей – жуткие расисты), как Жанин вздохнула и с мольбой в голосе сказала:
– Один месяц. Если сработает, сможем избежать ЭКО. Не надо будет сдавать сперму в баночку. Разве ради этого не стоит попытаться?
Он не сказал ничего. Она восприняла его молчание за знак согласия, а он не стал ее разубеждать. В ее словах была правда, по крайней мере, они не были в корне неверны. К тому же, может, тогда свекр хоть частично простит его за то, что он не кореец.
– Когда вы приступили к терапии? – спросил Эйб.
– В первый же день после открытия. Я хотел пройти сорок сеансов к августу – тогда пробок меньше. Так что записался на два ежедневно, первый в 9:00 и последний в 18:45. Всего в день проводилось шесть сеансов, и эти два были отведены для тех, кто приходит дважды.
– Кто еще был в вашей группе? – спросил Эйб.
– Трое: Генри, ТиДжей и Роза. И их матери. Было пару раз, что кто-то заболевал или застревал в пробке, но в основном мы все были там ежедневно, дважды в день.
– Расскажите о них.
– Без проблем. Роза старше всех. Ей около шестнадцати. У нее ДЦП. Передвигается в инвалидном кресле и получает питание через зонд. Ее мама – Тереза Сантьяго, – он показал на нее. – Мы прозвали ее мать Тереза за необычайные доброту и терпение.
Услышав такие слова, Тереза зарделась, как и всегда, когда ее так называли.
– Далее, ТиДжей, ему восемь. Аутизм. Он не говорит. А его мама, Китт…
– Китт Козловски, погибшая прошлым летом?
– Да.
– Вы узнаете эту фотографию? – Эйб положил фото на подставку. Постановочная фотография, лицо Китт в центре, немного напоминавшая знаменитые работы Анны Геддес с младенцами и цветами. Только на фото Китт вместо лепестков вокруг нее была семья. Сверху (стоял прямо за спиной) ее муж, внизу (у нее на руках) ТиДжей, по две девочки справа и слева. У всех пятерых детей такие же рыжие кудри, как у нее. Эталон счастья. Теперь, когда матери нет, подсолнух остался без серединки, на которой держались лепестки.
Мэтт сглотнул и прочистил горло.
– Это Китт, с семьей, с ТиДжеем.
Эйб поставил рядом еще одну фотографию. Генри. Это не показное студийное фото, а слегка расфокусированное изображение, где он смеется летним днем, позади лишь синее небо и зеленые листья. Светлые волосы слегка взлохмачены, голова запрокинута, голубые глаза от смеха сузились до щелок. В середине щель от выпавшего зуба, словно он ею хвастается.
Мэтт снова сглотнул.
