– Да.
Сверху Шеннон подписала информантов:
– Кто-нибудь выражал обеспокоенность, что Элизабет плохо ухаживает за Генри? – спросила Шеннон. Услышав лаконичный ответ «Нет», она пять раз написала это слово напротив «отсутствие должного ухода» и вычеркнула всю строку.
– Дальше, кто-либо, кроме Китт, выражал обеспокоенность по поводу эмоционального или физического насилия?
– Нет, – снова ответила Хейтс.
– Если быть точным, учитель Генри в прошлом году сказал, цитата из ваших записей: «Элизабет – последняя, кого я могу заподозрить в нанесении ребенку эмоциональной или физической травмы». Верно?
– Да, – почти беззвучно выдохнула Хейтс.
– Спасибо, – Шеннон подписала «НЕТ» поперек обеих строк во всех столбцах, кроме Китт. – Последнее, медицинское насилие. Вы уделили ему особое внимание, так что, полагаю, вы задавали подробные вопросы всем, с кем общались, – Шеннон опустила маркер. – Давайте разбираться. Перечислите, пожалуйста, все случаи медицинского насилия, о которых вам рассказали эти пятнадцать человек.
Хейтс промолчала, только уставилась на Шеннон с выражением сильнейшей неприязни.
– Детектив, отвечайте.
– Проблема в том, что все эти люди не знали о так называемых медицинских процедурах, которым подсудимая подвергала Генри, так что…
– Мы скоро поговорим о занятиях и процедурах Генри. Пока что у меня создается ощущение, что эти пятнадцать человек, которых вы опросили, не считали, что Элизабет подвергала сына медицинскому насилию. Так ли это, детектив?
– Да, – Хейтс вдохнула так, что у нее затрепетали крылья носа.
– Спасибо, – Шеннон написала «НЕТ» в последней строке и отошла, чтобы не загораживать присяжным получившуюся табличку.
Затем она указала на бумагу:
– Итак, пятнадцать человек, которые лучше всего знали Генри и беспокоились о его здоровье и благополучии, согласны в том, что Элизабет не проявляла признаков жестокого обращения с сыном. Давайте теперь поговорим о единственной обеспокоенной женщине. Обвиняла ли Китт Элизабет в эмоциональном насилии?
Хейтс нахмурилась.
– Полагаю, будет справедливее утверждать, что она ставила вопрос, не вредит ли подсудимая Генри, когда говорит, что он всех раздражает и его ненавидят.
– Итак, она ставила факты эмоционального насилия под сомнение, – Шеннон нарисовала знак вопроса в клеточке «эмоциональное насилие/Китт». – А лично вы что думаете, детектив? Является ли это случаем жестокого обращения с ребенком? У меня самой есть дочь, типичный подросток, если вы понимаете, что я имею в виду, и признаю, я тоже нередко говорю ей, что она груба и отвратительна, и такими темпами она лишится всех друзей, у нее не будет ни мужа, ни работы, если она не изменится.
На этих ее словах несколько присяжных кивнули с усмешкой, а она продолжила:
– Ну, я-то на приз «Мама года» и не претендую, но можно ли за такое отбирать ребенка у матери?
– Нет. Как вы и сказали, это не очень хорошо, но на насилие не тянет.
Шеннон улыбнулась и вычеркнула строку «эмоциональное насилие».
– Теперь перейдем к физическому насилию. Обвиняла ли Китт Элизабет в этом?
– Нет. Она только выразила озабоченность в связи с царапинами у Генри на руке.
Шеннон поставила в клетке «физическое насилие/Китт» знак вопроса.
– Вы опрашивали Генри, и он сказал, что его поцарапала соседская кошка, верно?
– Да.
– Точнее, вы записали в деле Генри, что «нет никаких фактов, подтверждающих обвинение в физическом насилии», верно?
– Верно.
Шеннон вычеркнула строку «физическое насилие».
– Это оставляет нам только медицинское насилие. Обвинение сосредоточено на увлеченности Элизабет альтернативными видами терапии, особенно внутривенным хелированием и «Чудесной минеральной добавкой», так?
– Да.
Шеннон записала «в/в хелирование, ЧМД («отбеливатель»)» в таблицу.
– Теперь я приношу извинения, я не специалист в этой области, но мне кажется, что предпосылкой для установления факта медицинского насилия является то, что действия матери вредят ребенку, то есть он заболевает или усиливаются имеющиеся симптомы, верно?
– Да, обычно так и бывает.
– Это меня и смущает. Как можно называть методы лечения Генри насилием, если его состояние здоровья улучшалось?
– Я не уверена, что улучшалось, – Хейтс поморгала.
– Почему нет? – спросила Шеннон, и Мэтт уловил у нее на лице заинтригованное выражение, как у ребенка, который предвкушает что-то с видом «Что сейчас будет!» – Вы, безусловно, знаете, что невролог из специализированной клиники в Джорджтауне поставил Генри диагноз аутизм в три года?
– Да, об этом есть запись в медицинской карте, – ответила Хейтс. Мэтт этого даже не знал. Основываясь на комментариях Китт, он всегда считал, что «аутизм» Генри есть только у Элизабет в голове.
– Также в карте содержится запись, что тот же самый невролог осматривал Генри в феврале прошлого года и признал, что аутизма у него больше нет?
– Верно.
– Ведь если аутизм был и исчез, это улучшение, так?
– Невролог особо отметил, что изначальный диагноз мог быть ошибочным…
– Потому что улучшение в состоянии Генри было таким огромным, что иначе было бы необъяснимым. Ведь большинство детей не меняется так, как Генри, верно?
– Ну, во всяком случае он сказал, что большое количество занятий по речевой и социальной терапии вероятнее всего и привело к улучшению.
– Большое количество занятий, на которых настаивала Элизабет, куда она его записала и возила каждый день, вы это имеете в виду? – спросила Шеннон, снова изображая Элизабет матерью-героиней. Но это не раздражало Мэтта, а только заставило задуматься о том, что, похоже, он ошибался. Получается, одержимость Элизабет не была беспочвенна, и именно она излечила мальчика от аутизма.
– Видимо, да, – Хейтс сильнее нахмурилась.
– Даже если не считать аутизма, у Генри ведь наблюдалась положительная динамика и в других сферах? В три года это был чуть ли не истощенный мальчик во втором процентиле, страдающий от частой диареи, а в восемь лет попадал уже в сороковой процентиль и без проблем с пищеварением. Вы же помните соответствующие записи в его медицинской карте, детектив?
Хейтс густо покраснела.
– Но ведь дело не в этом. Дело в том, что так называемые методы лечения опасны и избыточны, а это уже подпадает под определение медицинского насилия, независимо от последствий. И давайте не будем забывать – одно вредное последствие Генри все же коснулось, а именно смерть, вызванная широкоизвестным риском возгорания во время одной из подобных процедур, ГБО.
