– У нас не было отношений, – только и сумел выговорить Мэтт, но тихо, а Шеннон мгновенно повернулась к нему с крайне удивленным «Что?»
Он начал повторять, но Жанин перебила, сказала что-то о звонке, но очень тихо и опустив глаза, почти пробормотала. Эйб, похоже, расслышал, потому что уставился на нее и переспросил, что она сейчас сказала. Его тон и лицо выражали крайнее потрясение.
Жанин закрыла глаза, выдохнула, снова открыла глаза и посмотрела на Эйба.
– Это я звонила. Не Мэри. Вы были правы: мы с Мэттом перепутали телефоны в тот день.
Эйб медленно открыл рот, замер, не произнеся ни слова.
Жанин обернулась к Мэтту.
– Я вложила в дело Пака сто тысяч долларов.
Вложила сто тысяч? Звонила в страховую? Это настолько отличалось от ожидаемого им, что у него в голове не укладывалось, он не мог осознать, как все это встраивается в историю. Мэтт уставился на губы жены, только что произнесшие эти слова, на расширившиеся зрачки, почти полностью вытеснившие радужку, на щеки, покрасневшие до самых мочек уха. Все черты лица у нее расползались в разные стороны, как на каком-нибудь портрете в стиле кубизма.
– Мне казалось, это выгодное вложение, – продолжила Жанин. – К нему очередь из пациентов выстраивалась, все подписывали договора, оплачивали депозит и…
Мэтт моргнул.
– Ты взяла наши деньги? Ты это хочешь сказать? Не сказав мне?
– Мы тогда много ссорились, и я не хотела очередного повода. Ты и так был против ГБО, совершенно не мог мыслить разумно. Я подумала, что ты скажешь «нет», но все казалось таким простым. Пак обещал заплатить нам первым, так что все деньги вернулись бы уже через четыре месяца, ты бы ничего не успел заметить, а потом мы бы продолжали получать проценты. Деньги все равно просто лежали у нас на счету, они нам были не очень нужны.
Шеннон прокашлялась.
– Послушайте, я могу дать вам телефон хорошего семейного психолога, чтобы вы смогли все обсудить, но сейчас давайте вернемся к вашему звонку в страховую. Как все это с ним связано? – спросила она, и Мэтт снова почувствовал прилив благодарности. За то, что она перевела внимание с очередной лжи его жены во избежание возможной ссоры. Лучше это или хуже причины, по которой солгал он: потому что он не хотел прекращать встречи с девочкой?
– Через несколько недель после того, как «Субмарина» начала работать, Пак рассказал, что нашел в лесу кучу сигаретных окурков и спичек, – сказала Жанин. – Он подозревал, что это просто подростки, но все же беспокоился, что они курят вблизи ангара, и хотел посоветоваться, не стоит ли повесить предупреждающие знаки, что там находятся баллоны с кислородом и курить запрещено. Мы это обсудили и решили не вешать знаков, но я стала волноваться по поводу наших денег. Поначалу Пак вообще не хотел страховать «Субмарину», но я сказала, что иначе он может не рассчитывать на мой вклад. И тут мне пришло в голову, а вдруг он заключил какую-нибудь минимальную страховку, только чтобы меня успокоить, и она не покрывает тот случай, если какие-нибудь подростки сожгут ангар к чертям. Поэтому я позвонила, и сотрудник успокоил меня, сказав, что страховка от поджога априори включена во все их программы страхования, вот и все.
С минуту все молчали, туман в голове Мэтта стал рассеиваться, мир понемногу возвращался на свое место. Да, она солгала. Но и он тоже. От того, что он узнал о проступках Жанин, ему стало почему-то легче; это ослабило вину его собственных согрешений, два обмана отменили друг друга.
– Иными словами… – начал Эйб.
В этот момент кто-то постучал в дверь и открыл ее. Один из помощников Эйба.
– Мне жаль вас прерывать, но детектив Пирсон пытается с вами связаться. Он говорит, что поступил звонок: Элизабет Уорд была замечена снаружи в одиночестве.
– В смысле? Она здесь, с моими помощниками, – сказала Шеннон.
– Нет, – ответил он. – Пирсон сейчас с ними говорил, они сказали, что она ушла. Сказала, будто вы ей дали денег.
– Что? Зачем мне давать ей деньги? – спросила Шеннон, выбегая вместе с Эйбом из комнаты. Дверь за ними со скрипом захлопнулась.
Жанин уперлась локтями в стол и прикрыла лицо руками.
– Господи.
Мэтт открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не знал, что. Он опустил глаза и понял, что все это время сжимал руки, так что шрамы на ладонях скользили и вжимались один в другой. Он подумал об огне, о голове Генри, об Элизабет, приговоренной к смерти.
– Ты должен знать, – начала Жанин, – до взрыва Пак уже вернул нам двадцать тысяч, и он обещал вернуть остальные восемьдесят, как только получит выплату от страховой. Если этого не случится, я верну тебе деньги из своих пенсионных накоплений.
Восемьдесят тысяч долларов. Он посмотрел на лицо жены, на искренность в ее глазах и глубокие морщины между бровями, и ему захотелось рассмеяться. Весь этот спектакль всего из-за дурацких восьмидесяти тысяч, исчезновения которых (она была права) он даже не заметил во всей этой шумихе после взрыва. Но вместо этого он кивнул и сказал:
– Теперь мне надо заново все обдумать. Я не успел сказать Эйбу, но я видел сегодня, как Пак и Мэри что-то жгли. Я подумал, что сигареты. Ну знаешь, в той металлической урне.
Жанин взглянула на него.
– Ты туда сегодня ездил? Когда? Ты же говорил, что поехал в больницу?
Мэтт кивнул.
– Сегодня утром я понял, что обязан рассказать все Эйбу, но посчитал, что Мэри надо предупредить. Только когда я туда приехал, они что-то жгли, и я подумал… – он покачал головой. – Впрочем, неважно, я вернулся прямиком сюда, взял тебя и…
– И подставил меня. Безо всякого предупреждения.
– Извини. Мне правда жаль. Но я должен был снять груз с плеч, и я боялся, что испугаюсь, если не сделаю это сразу же.
Жанин промолчала. Она только нахмурилась и посмотрела на него, как на незнакомца, будто пытаясь понять, отчего он выглядит таким знакомым.
– Ну скажи же что-нибудь, – сказал он наконец.
– Мне кажется, это признак некрепкого брака, – сказала она медленно, четко, по слогам выговаривая каждое слово, – что мы оба скрывали все это друг от друга на протяжении целого года.
– Мы же только вчера вечером говорили…
– И мне кажется дурным знаком, что, даже пообещав вчера вечером рассказать друг другу все, мы все равно что-то утаили.
Мэтт глубоко вдохнул. Она права. Он это знал.
– Извини.
– И ты меня извини, – она сглотнула, снова закрыла лицо и потерла, словно пыталась стереть въевшийся грим. В этот момент что-то беззвучно завибрировало у нее в сумочке, она полезла за телефоном. Посмотрела на экран, улыбнулась кривой слабой улыбкой грусти и усталости.
– Кто это?
– Клиника репродукции. Наверное, хотят подтвердить нашу запись.
