– Вы что, сегодня родились?
– Нет, конечно, но проявить такую низость, такое
вероломство… и по отношению к такому замечательному человеку, как дядя Горас!
Вы даже не представляете, какой он добрый, какой он отзывчивый и щедрый!
– А что вы скажете про Бордена Финчли?
– Мне он всегда не нравился.
– Ну а Горасу Шелби?
– Этого я не знаю, но его раздражал их затянувшийся визит.
Хотя, когда дядя Борден заговорил о необходимости дать мне хорошенько
отдохнуть, поехать в морское путешествие, дядя Горас сразу же ухватился за эту
идею. Ему было нелегко, он знал, что без меня ему будет плохо и одиноко,
придется мириться с неудобствами. Но ради меня он шел на это. Я вам говорила,
что тетя Элина раньше работала медсестрой, она стала уверять, что я доведу себя
до чахотки, что у меня слишком много обязанностей, что он взвалил на мои плечи
непосильный труд… ну и так далее. Все это, разумеется, ради одного: поскорее
выставить меня из дома.
– Ладно, – сказал Мейсон, – пойду посмотрю, как там наши
журналисты, все еще околачиваются здесь или путь свободен? Если все в порядке,
вам надо уезжать. Только никому не говорите, где живете, и постарайтесь
избегать репортеров. Но если вас кто-то из них изловит, скажите просто, что вы
ничего не желаете сообщать в мое отсутствие. Таково распоряжение вашего поверенного.
– А вы не боитесь журналистов?
Мейсон рассмеялся:
– Ох, дорогая, я всегда знаю, что мне можно сказать и чего
нельзя, что выгодно и что невыгодно…
– Хорошо, я никому ничего не скажу. Да и говорить-то мне не
хочется. У меня не укладывается в голове, как такое могло произойти.
– Наша юридическая система не безупречна. Но вы рано вешаете
нос. Дело-то еще не закончено. Возможно, у них действительно имеются письма, в
которых написано о вашем происхождении, но ведь подобные письма не являются
вещественными доказательствами, пока сам мистер Горас все это не подтвердит.
Так что сидите себе спокойно и не давайте волю нервам!
Она покачала головой:
– Легко сказать! – Уголки ее губ опустились. –
Незаконнорожденная. Никто. Вы сами понимаете, что впредь мне придется
самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, а я ничего не умею. У меня нет ни
профессии, ни навыков. До сих пор моим единственным занятием была забота о дяде
Горасе, так что у меня просто не было времени учиться.
– Но печатать вы умеете, не так ли? – спросил Мейсон.
– Да, печатаю. Но я не умею стенографировать и ни разу не
пробовала что-то писать под диктовку. До сих пор я сама составляла деловые
письма и приносила их дяде Горасу на подпись. По-моему, теперь уже никто так не
делает.
– Вы умеете печатать слепым методом?
– Благодарение богу, да. Сперва я печатала всего двумя
пальцами, но потом поняла, что, если хочу стать настоящей машинисткой, мне надо
отказаться от этой вредной привычки. Я стала переучиваться и под конец овладела
слепым методом.
– Ну, что же, вам нечего волноваться. Если Фортуна от вас
отвернется и вам действительно придется зарабатывать себе на жизнь, место вы
найдете.
– Фортуна уже отвернулась от меня, произошло самое страшное.
Меня доконали. – Неожиданно она распрямила плечи. – Нет, ничего подобного! И я
не собираюсь быть нищей попрошайкой. Я сама проложу себе дорогу в жизни, но
сначала посмотрю, чем я смогу помочь дяде Горасу. И не разрешу этим мерзким
людям играть им.
– Вот это другой разговор! – похвалил Мейсон.
Она улыбнулась ему и сказала:
– И я не намерена быть попрошайкой, слышите?
– Вы подписали тот чек на сто двадцать пять тысяч долларов,
когда пытались реализовать его в банке?
Дафния кивнула.
– Итак, у вас на руках остался чек на сто двадцать пять тысяч,
на обороте которого вы расписались, что может оказаться некстати, и письмо,
посланное вашим дядей, которое свидетельствует…
– Мистер Мейсон, – прервала она, – я просто не могу
поверить, что он мне чужой. Ох, это ужасно, какой-то кошмар, от которого я
никак не могу отделаться.
Мейсон потрепал ее по щеке:
– Очень может быть, что все действительно рассеется, как
дурной сон. Опыт многих лет учит меня, что подобные вещи выглядят гораздо
страшнее, чем они есть в действительности. Честное слово, девяти моим клиентам
из десяти я имею полное право сказать: «Все не так ужасно, как кажется».
– Благодарю вас за ваши старания подбодрить меня, но я
просто не знаю, что же мне теперь делать. Как я буду жить, пока не найду
работу? Каким образом найду себе комнату и… – Мейсон собрался было что-то
сказать, но она не дала себя перебить. – Не вздумайте только уверять, что
будете давать мне деньги. Не могу же я жить на ваше подаяние.
– Это вовсе не подаяние, а помещение денег… Дайте мне чек и
письмо. Я их спрячу в свой сейф.
– Боюсь, это письмо показывает, что дядя Горас – или я
должна говорить «мистер Шелби»? – так и не оставил завещания в мою пользу, да и
вообще никакого завещания нет.
– Не спешите с выводами. Очень часто, к вашему сведению,
человек пишет завещание вообще от руки, что совершенно законно и официально, а
потом решает заменить его официальным документом на бланке, составленным
адвокатом и подписанным в присутствии свидетелей.
– Разве завещание, написанное от руки, не требует
подтверждения свидетелей?
– В этом штате нет, – сказал Мейсон, – но при условии, что
оно написано одной рукой с начала и до конца, подписано и датировано.
Разумеется, имеются всякого рода юридические крючки и оговорки. Например, на
листе бумаги не должно быть никаких отметок и помарок. Если что-то написано
другими чернилами или напечатано на машинке, к примеру месяц, год и число, то
такое завещание считается недействительным. Затем в тексте должно быть точно
написано, что это волеизъявление подписавшегося. Распоряжение касательно
имущества должно быть исчерпывающе полным и ясным. А внизу должна стоять
подпись. Вот я и предполагаю, что ваш дядя Горас, будучи настоящим бизнесменом,
наверняка составил такое рукописное завещание.
– Возможно, но если Финчли добрались до его бумаг, то они
могли его найти и уничтожить. Это такие наглые люди, они ни перед чем не
остановятся.
Мейсон пожал плечами:
– Здесь мы можем лишь гадать. Безусловно, такая возможность
существует. Помните, что мы уже сильно подпортили игру Бордена Финчли, который
сначала несколько раз громогласно заявлял, что даже и не помышлял о возможности
лишиться наследства, а потом, когда судья припер его к стенке с письмом Гораса
Шелби, он пошел на попятную. А проделывать такие штучки под присягой не
рекомендуется. Вы, наверное, видели, как после этого на него ополчился судья
Пеллингер! Не надо себя обманывать, Дафния, дела выглядят не блестяще, но надо
продолжать борьбу. Так что не вешайте голову и не сдавайтесь раньше времени!
Денег пока достаточно?
