— И сколько он пробудет там?
— Пока мы не закончим укреплять стену. Когда все будет завершено, Алекс вернется домой.
— И когда это будет? Сыну нужен отец, Габриэль.
— Я знаю свои обязанности, жена. Вам не следует учить меня.
— Но могу же я высказывать свое мнение, — возразила она.
Он пожал плечами.
— И вы уже начали укреплять эту стену? — спросила она.
— Она уже наполовину укреплена.
— Тогда сколько еще…
— Еще несколько месяцев. Джоанна. — Он нахмурился. — Я не хочу, чтобы вы гуляли по холмам без надлежащего сопровождения. Это слишком опасно.
— Слишком опасно для всех женщин или только для меня?
Он промолчал. Тогда она ответила себе сама и постаралась сдержать раздражение:
— Объясните мне, что это за опасности.
— Нет.
— Почему нет?
— У меня нет на это времени. Просто следуйте моим распоряжениям, и мы вполне поладим.
— Конечно, мы поладим, если я буду во всем вам подчиняться, — пробормотала она. — Честно сказать, Габриэль, я не думаю…
— А лошади у вас отменные.
— Что вы сказали?
— Та шестерка лошадей, которую вы мне подарили, она отменная.
Джоанна вздохнула:
— Мы уже закончили обсуждать мое послушание?
— Да.
Она засмеялась.
Он тоже усмехнулся:
— Вам следовало бы делать это чаще.
— Делать — что?
— Смеяться.
Когда они подошли к воротам, поведение Габриэля совершенно изменилось. Его лицо посуровело. Она подумала, что эта суровость предназначена для окружающих их зрителей. За ними наблюдали все солдаты.
— Габриэль?
— Да? — Его голос звучал нетерпеливо.
— Могу ли я теперь высказать свое мнение?
— Какое мнение?
— Использовать двор для таких опасных военных упражнений — безумие.
Он покачал головой:
— Они не были опасны вплоть до сегодняшнего утра. Я хочу, чтобы вы мне кое-что обещали.
— Да?
— Никогда не грозите мне тем, что покинете мои владения.
Его требовательный тон удивил ее.
— Обещаю, — ответила она.
— Я никогда не позволю вам уехать. И вы понимаете это, правда?
Он удалился, не дожидаясь ответа. Джоанна некоторое время наблюдала за мужем, который присоединился к солдатам.
Она раздумывала над его поведением Николас сказал ей, что лаэрд хочет жениться на ней, чтобы закрепить за собой эту землю. Но Габриэль вел себя так, словно не только эта земля, но она сама по себе тоже имела для него значение.
Она хотела бы, чтобы так и было на самом деле.
Габриэль заговорил с Колумом. Тот взглянул в сторону Джоанны, кивнул и направился прямо к ней. Она не стала дожидаться солдата, чтобы узнать, какой приказ ее супруг отдал своему первому командиру, и быстро сбежала с холма на луг. Она хотела выяснить, что это за макбейновский солдат по имени Огги, игра для которого — рыть ямы в земле.
Голову этого пожилого мужчины покрывали остатки седых волос. Он выпрямился, когда она окликнула его. Глубокие борозды возле рта и глаз говорили о его возрасте — ему было не меньше пятидесяти лет, а то и больше. Но у него были прекрасные белые зубы, красивые карие глаза и теплая привлекательная улыбка.
Джоанна сделала быстрый реверанс и отважно нырнула в гэльский язык.
Он зажмурился и сморщился, как от острой боли:
— Вы совсем исковеркали наш прекрасный язык, дитя.
Огги говорил быстро, и Джоанна не поняла ни слова. Он был вынужден повторить свое обидное замечание три раза, прежде чем до нее дошел его смысл.
— Пожалуйста, скажите мне, сэр, какие слова я неправильно выговариваю.
— Вы немного исковеркали каждое.
— Я бы хотела выучить этот язык, — заявила она, не обращая внимания на комическое выражение ужаса на лице Огги.
— Для англичанки потребуется слишком много усердия, чтобы добиться беглости, — сказал он. — Вы должны будете сосредоточиться. А я не верю, что вы, англичане, на это способны.
Джоанна не поняла и половины из того, что он говорил. Огги драматически хлопнул себя по лбу:
— Клянусь всеми святыми, дитя, вы не понимаете ни слова из того, что я вам говорю.
Он прочистил горло и заговорил опять, но теперь уже по-французски. Джоанна была поражена его безупречным выговором.
— Я вижу, вы удивлены. Так вы считали меня простаком?
Она хотела возразить, но передумала и честно призналась:
— Вы ползали здесь на четвереньках, рыли ямы. И мне показалось, что вы немного…
— Чокнутый?
Она кивнула.
— Извините, сэр. Но когда же вы выучились говорить…
— С тех пор уже прошли годы и годы, — вздохнул он. — Так чего же вы хотели, прерывая меня на середине игры?
— Я хотела узнать, что это за игра. Зачем вы роете ямки?
— Потому что их никто не выроет за меня. — И он весело засмеялся своей собственной шутке.
— Но для чего? — настаивала она.
— Для моей игры требуется вырыть в земле ямки, куда будут попадать камни, если я сумею хорошо прицелиться. Я пользуюсь своим посохом как клюшкой и ударяю им по этим круглым камням. Не хотите ли попробовать? Это игра у меня в крови. Возможно, вас тоже охватит лихорадка азарта, девушка.
Огги взял ее за руку и потащил туда, где он оставил свой посох. Он показал ей, как следует держать эту деревянную палку и как при этом ставить ноги.
— А теперь ударьте хорошенько по камню. Ваша цель — ямка, она прямо перед вами.
Ей было немного не по себе. Огги и впрямь казался слегка сумасшедшим. Но он безусловно был и джентльменом, а то, что она проявила интерес к его занятию, кажется, порадовало его. И потому, не желая задевать его чувства, она стукнула по камню. Тот покатился к краю ямки, чуть качнулся на нем и упал вниз.
Ей тут же захотелось попробовать еще раз. Огги сиял от удовольствия.
— У вас начинается лихорадка, — убежденно заявил он.
— Как называется эта игра? — спросила она, становясь на колени, чтобы достать свой камешек. Затем она возвратилась назад, чтобы встать в первоначальную позицию, и, пытаясь вспомнить правильное положение, ожидала ответа Огги.
