Мужчины позволили ей несколько долгих минут оплакивать свое горе, но, когда ей наконец удалось немного прийти в себя и ее рыдания понемногу затихли, священник положил руку на ее плечо и прошептал утешительные слова.
Она не сбросила его руки. Глубоко вздохнула, успокаиваясь, вытерла лицо льняным платком, который Мак-Кечни предложил ей, а затем позволила ему помочь ей подняться на ноги.
Со склоненной головой она обратилась к обоим мужчинам:
— Теперь я бы хотела побыть одна. Я должна… молиться.
Не ожидая их согласия, она отвернулась и направилась к первой скамье. Там она преклонила колени на обитую кожей подушечку и перекрестилась перед началом своих молитв.
Священник вышел первым. Келмит последовал за ним. Он только собирался притворить за собою дверь, когда госпожа окликнула его:
— Поклянитесь, Келмит. Поклянитесь могилой вашего отца, что мой супруг действительно умер.
— Клянусь в этом, миледи.
Управитель помедлил минуту-другую, ожидая, не нужно ли чего еще госпоже, а затем плотно закрыл за собой дверь.
Джоанна смотрела на алтарь долго, очень долго. В ней бушевало множество чувств и мыслей.
Она была слишком оглушена, чтобы разумно рассуждать.
— Я должна молиться, — шептала она. — Мой супруг умер. Я должна молиться. — Она закрыла глаза, сложила руки и наконец обратилась к Богу. Это была простая литания, шедшая прямо из ее сердца: — Благодарю Тебя, Боже. Благодарю Тебя, Боже. Благодарю Тебя, Боже.
Глава 2
ШОТЛАНДСКОЕ НАГОРЬЕ, 1207 ГОД
У барона, очевидно, явилось желание свести счеты с жизнью. Лаэрд собирался помочь ему в этом.
Четыре дня назад Мак-Бейн сорвал с запутанной лозы сплетен известие, что барон Николас Сендерс прокладывает путь по последним крутым, занесенным снегом холмам у Маклоринских земель. Англичанин не был чужаком и даже некогда сражался бок о бок с Мак-Бейном в отчаянной битве против английских язычников, обретавшихся в этих местах. Когда тот бой был закончен, Мак-Бейн стал лаэрдом — и для своих соратников, и для всего маклоринского клана; и, как их новый вождь, он позволил Николасу оставаться среди них еще довольно долгое время, чтобы он мог оправиться от своих достаточно тяжелых ран. Мак-Бейн полагал тогда, что он весьма предупредителен и чертовски великодушен. Но на законном основании. Раздражало, что барон Николас и впрямь в этом бою спас жизнь Мак-Бейну. Лаэрд был гордым человеком. Ему трудно, а пожалуй что и невозможно было выговорить «благодарю вас», и потому в качестве благодарности за спасение от английского меча, нацеленного ему в спину, Мак-Бейн не дал Николасу изойти кровью. Поскольку среди них не было ни одного опытного во врачевании человека, он сам промыл и перевязал раны барона. Его великодушие не ограничилось этим, хотя, по собственному своему мнению, он уже сполна расплатился. Когда Николас достаточно окреп для путешествия, Мак-Бейн вернул ему его великолепного скакуна и снабдил своим собственным пледом, — это позволяло на обратном пути безопасно проехать Шотландию. Ни один клан не посмел бы тронуть макбейнца, так что плед был куда более надежной защитой, чем кольчуга.
Да, он и впрямь был гостеприимен, и теперь барон решил извлечь из этого выгоду. «Проклятье, он и в самом деле хочет заставить меня убить человека» — так думал Мак-Бейн, и только одна светлая мысль не давала его настроению окончательно испортиться. Раз так — он получит скакуна Николаса.
— Прикормили однажды волка, Мак-Бейн, так теперь он будет, сопя, кружить здесь в ожидании новой поживы, — в голосе первого командира, белокурого воина по имени Колум, звучала усмешка. Искры, блеснувшие в глазах, говорили, что его забавляет приезд барона. — Решили убить его?
Мак-Бейн долго обдумывал вопрос, прежде чем ответить.
— Возможно. — Его голос звучал подчеркнуто небрежно.
Колум расхохотался:
— А барон Николас смелый человек, если возвращается сюда.
— Не смелый, — поправил его Мак-Бейн. — Дурак.
— Он поднимается на последний холм, одетый в ваш плед, почти как вы того хотели, Мак-Бейн.
Кит, старший из маклоринских воинов, крикнул, что барон, важничая, уже въехал в землю Маклорина.
— Хотите, чтобы я провел его внутрь? — спросил Колум.
— Внутрь? — фыркнул Кит. — Мы скорее находимся снаружи, а не внутри, Колум. Крыша уничтожена огнем, а из четырех стен теперь гордо высятся только три. Я бы сказал, что мы уже снаружи.
— Это сделали англичане, — напомнил Колум своему лаэрду. — А Николас…
— Он приезжал сюда, чтобы избавить Маклоринскую землю от язычников, — в свою очередь напомнил своему солдату Мак-Бейн. — Николас не участвовал в разорении нашей земли.
— И все же он англичанин.
— Я не забыл этого. — Мак-Бейн отодвинулся от каминной полки, на которую опирался, пробормотал ругательство, когда деревянная перекладина загремела на пол, и вышел. Колум и Кит двинулись за ним, на расстоянии шага. Внизу, у основания лестницы, они встали по обе стороны своего вождя.
Мак-Бейн возвышался над солдатами. Он казался гигантом возле них, с яростным выражением лица, с темной, почти черной каштановой шевелюрой и серыми глазами. Вид у него был значительный. И сама его поза была воинственной: широко расставленные нога, руки, скрещенные на массивной груди, грозно нахмуренные брови.
Барон Николас заметил лаэрда, как только добрался до вершины холма. Мак-Бейн, казалось был в ярости. Николас напомнил себе, что такова обычная манера Мак-Бейна. Но на сей раз туча хмурости была слишком черной, и барон подумал: «Я, должно быть, рехнулся». Он глубоко вздохнул и пронзительно свистнул в знак приветствия. К этому он прибавил улыбку и вскинул одну руку в воздух.
На Мак-Бейна, однако, маневры барона не произвели впечатления. Он подождал, пока Николас доберется до середины голого, пустого двора, и поднял руку, безмолвно требуя остановиться.
— Я подумал, что я окончательно проклят, барон. Я же советовал вам не возвращаться сюда.
— Да, вы советовали мне не возвращаться, — согласился Николас. — Я помню это.
— А помните ли вы, что я обещал убить вас, если вы когда-нибудь снова ступите на мою землю?
Николас кивнул:
— У меня крепкая память на всякие мелочи, Мак-Бейн. Я помню и эту.
— Так это вызов?
— Вы можете так заключить, — ответил Николас, пожимая плечами.
Улыбка на лице барона привела в замешательство все воинство Мак-Бейна. Может быть, Николас думает, что они шутят с ним? Или он настолько простодушен?
Мак-Бейн тяжело вздохнул:
— Снимите мой плед, Николас.
— Зачем?
