Господи, она чувствовала себя сегодня слишком сентиментальной. Джоанна осознавала, что слезы готовы брызнуть у нее из глаз, и отвернулась, чтобы муж не увидел их. Он не поймет — мужчины уверены, что женщины плачут только от несчастий или от боли. Так полагала Джоанна. А ее слезы были от счастья, от радости. Господь благословил ее! Она бесплодна, но все же у нее есть сын, которого она может любить. Да, она будет любить Алекса, потому что для нее просто невозможно закалить сердце холодом против этого ребенка.
— Может, мы пойдем посмотреть лошадок, мама? И слезы брызнули у нее из глаз. Габриэль и Алекс пришли в ужас.
— Джоанна, что с вами происходит? — Тревога, охватившая Габриэля, заставила его почти прорычать этот вопрос.
— Мы не пойдем смотреть лошадок! — крикнул Алекс, который подумал, что Джоанна расстроилась из-за этого.
Джоанна попыталась взять себя в руки.
— Ничего особенного, — сказала она мужу. — Просто Алекс назвал меня мамой. Видите ли, это застало меня врасплох. Кажется, сегодня я очень впечатлительна.
— Папа сказал, что я могу называть тебя мамой, — стал оправдываться Алекс. — Он сказал, что тебе это понравится.
Малыш обеспокоенно глядел на нее. Джоанна поспешила успокоить его.
— Твой папа был прав. Ты должен называть меня мамой.
— Тогда почему же ты плачешь, как малыш? — и спросил Алекс.
Она улыбнулась.
— Потому, что ты сделал меня счастливой, — ответила она. — Алекс, сегодня слишком прекрасный день, чтобы сидеть дома. Давай посмотрим лошадок.
Она сделала попытку пойти к выходу. Габриэль протянул к ней руки и схватил за плечи:
— Сначала поблагодарите меня за то, что я привез домой вашего сына, — произнес он.
— Я поблагодарю вас позже, когда буду готова, милорд.
Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. И услышала, как Алекс издал булькающий звук, и тоже прыснула со смеху…
Габриэль, улыбаясь, смотрел, как его жена с сыном спускались во двор. Он следил за ними с верхней ступеньки. Смотрел, пока они не скрылись за холмом.
— Чему вы так улыбаетесь, милорд? — Отец Мак-Кечни, вскарабкавшись по лестнице, остановился рядом со своим лаэрдом.
— Я наблюдаю за своей семьей. Отец Мак-Кечни кивнул:
— У вас прекрасная семья, сын мой. Господь благословил вас всех троих.
Габриэль был не слишком набожен, но тут вполне согласился со священником. Когда Габриэль был моложе и наивнее, то молился, чтобы Господь послал ему настоящую семью. Теперь у него были Алекс и Джоанна, которых он мог назвать своими. Он подумал и решил, что должен вознести за это хвалу Создателю. В конце концов тот откликнулся на его молитву.
Смех Джоанны теперь раздавался по всему двору, вторгаясь в мысли Габриэля. Он невольно улыбнулся: проклятие! — он любил этот знак ее радости.
Джоанна не знала, что муж прислушивается к ней. Алекс был так возбужден, оказавшись на прогулке с ней, что не мог идти размеренно, он бежал — только пятки сверкали. Джоанна едва поспевала за ним.
Они провели этот день вместе. Сначала рассматривали лошадей, а затем спустились вниз на луг, чтобы нанести визит Огги.
Старый воин как раз только вернулся с гребня холма и был в прескверном настроении.
— Почему вы так насупились, Огги? — крикнула Джоанна.
Алекс встретился взглядом с солдатом и спрятался за юбки Джоанны.
— Не тревожься, Алекс, — прошептала Джоанна. — Огги бывает мрачным, но у него доброе сердце.
— Как у папы? Джоанна улыбнулась.
— Да, — ответила она, подумав про себя, что у Алекса живой ум и чуткая душа.
Огги подождал, пока они подойдут, и объявил, чем расстроен.
— Я готов отказаться от моей игры, — заявил он, трагически тряхнув головой. — Бесполезно поражать цели с больших дистанций. Большинство камней рассыпается — от силы броска. Они разлетаются в воздухе. Значит, в этом нет смысла, не так ли? А что это прячется позади вас, поглядывая на меня украдкой такими большими синими глазами?
— Это Алекс, — ответила Джоанна. — Разве вы не помните сына лаэрда?
— Конечно, я помню парнишку, — отозвался Огги. — Но сейчас я в самом кислом настроении, леди Джоанна. Я сегодня неподходящая компания. Лучше оставьте меня дуться в одиночестве.
Джоанна постаралась не рассмеяться.
— Не могли бы вы потратить немного времени, чтобы показать Алексу, как забивать камни в ямки прямо здесь на лугу?
— Нет, я не могу потратить немного времени, — пробурчал Огги, приглашая при этом рукой мальчика подойти поближе. — Это не детская игра. Сколько тебе лет, малыш?
Алекс мертвой хваткой вцепился в руку Джоанны.
Он не желал ни на шаг отходить от нее. Тогда она вместе с ним подошла к Огги.
— Алекс не знает, сколько ему лет, — объяснила Джоанна. — Я думаю, ему года четыре, а может быть, пять.
Огги в раздумье почесал подбородок.
— Ну-ка, открой рот, малыш. Дай мне взглянуть на твои зубы. Я скажу, сколько тебе лет.
Джоанна прыснула со смеху:
— Но он же не лошадь!
— Когда дело касается зубов, это почти все равно, по крайней мере, с малолетками.
Алекс закинул голову и открыл рот. Огги одобрительно кивнул:
— Ты хорошо заботишься о своих зубах, не так ли…
— Папа показывал мне, как нужно чистить их зеленым орехом и вытирать шерстяной тряпочкой, — ответил Алекс. — Я забыл об этом всего несколько раз.
Огги прикрыл глаза рукой от солнца и наклонился, чтобы хорошенько рассмотреть зубы мальчика.
— Полагаю, ему уже скоро пять. Старше он быть не может. Его молочные зубы очень хороши и крепки, — пояснил он, протянул руку и покачал два передних зуба Алекса. — Они слишком аккуратны для шести и слишком велики для трех. Да, ему скоро пять, я готов поспорить на мою игру.
Наконец Алексу позволили закрыть рот. Он обернулся и посмотрел на Джоанну:
— Мне уже пять?
— Почти, — ответила Джоанна. — Нам нужно выбрать подходящий день и хорошенько отпраздновать твой день рождения, Алекс. Тогда тебе на самом деле будет пять.
Алекс наконец переборол свой страх перед суровым воином и попросил позволения поиграть в его игру. Огги провозился с ребенком часа два. Алекс не понимал слово «сосредоточься» и безостановочно болтал. Огги был чрезвычайно терпелив с мальчиком. А тот все время бросал взгляды в сторону Джоанны и никак не мог запомнить, что нужно притихнуть в тот момент, когда Огги изготавливается ударить по камню.
