Сначала оскорбленный Гарри хотел покинуть Веймар, но, сдавшись на уговоры Элизабет, повременил с отъездом и постепенно одумался. Зачем он должен уезжать? Чтобы доставить удовольствие своим гонителям? Ведь он выбрал для себя этот город ради прославления кумира, а для увековечивания памяти Фридриха еще не все сделано. И граф начал разрабатывать грандиозный проект мемориала Ницше.
Кроме того, потеряв пост директора музея, он опять обрел былую свободу. Не связанный никакими обязательствами, мог в любой момент покинуть Веймар и уехать, куда ему вздумается. Гарри только вчера вернулся из очередной поездки в Париж, куда отправился на несколько дней по приглашению знаменитого русского хореографа Дягилева, чтобы присутствовать на премьере балета Стравинского «Весна священная» с участием любимца Дягилева танцора Нижинского. Красота и талант Нижинского потрясли даже видавшего виды графа Гарри. Он завершил этот памятный вечер романтической поездкой с Нижинским по пустынным улицам ночного Парижа.
Поток его мыслей был прерван цокотом каблучков Элизабет по ступенькам лестницы, ведущей из выставочного зала в контору Архива, где и для письменного стола Гарри нашелся уютный уголок. Элизабет ворвалась в благополучную тишину его воспоминаний с отчаянной мольбой о помощи.
— Гарри, дорогой, пожалуйста! Останови Томаса! Только ты можешь его отговорить!
— От чего отговорить?
— Ты ведь понимаешь от чего, правда?
— Что, он тоже хочет уйти в отставку?
— Ну да, в отставку, как все эти высоколобые знаменитости! — заплакала Элизабет.
— О великий боже! И Томас Манн хочет уйти в отставку? Он уже седьмой! Сознайся, что ты натворила?
— Ума не приложу. Спроси у него.
Гарри поспешил вниз, миновал длинный зал экспозиции и, свернув к двери кабинета директора Архива, осторожно постучал. Томас Манн ответил не сразу. Гарри подождал полминуты, постучал опять и решительно вошел. Знаменитый писатель, сгорбившись над письменным столом, выгребал из ящиков бумаги и мелкие вещички и бросал их в дорожный саквояж. По резким взмахам руки было видно, что он крайне раздражен.
— В чем дело, Томас?
— Все, все, ухожу! И не удерживайте меня! Она меня довела! Я наглотался дерьма досыта!
— Хорошо, хорошо, никто вас насильно удерживать не будет, — почти проворковал Гарри. — Но хоть объясните, в чем наша дорогая Лиззи провинилась.
— А вы не знаете? — ощерился знаменитый писатель. — Она вам не сказала?
— По-моему, она сама не знает.
— Как же, не знает! Даже кошка знает, чье мясо съела.
— А чье мясо наша кошка на этот раз съела?
Гарри придвинул стул и сел на него верхом — было ясно, что разговор предстоит долгий. Манн покосился на него, перестал бросать безделушки в саквояж и лихорадочно забегал по комнате.
— А все то же — мясо своего брата, как всегда.
— По-вашему, Лиззи ест мясо Фридриха? — взорвался Гарри.
— А что есть этот прекрасный Архив, как не комбинация огрызков плоти великого философа, переработанных практичным умом его сестры?
— И что в этом плохого? Ведь вы понимаете, что без ее практичного ума этого прекрасного Архива не было бы вовсе.
— Но есть предел жульничеству и обману! — вспыхнул писатель.
Граф Гарри сделал вид, что его не понял.
— О чем вы говорите, Томас?
— Разве вы не знаете, что фрау Фюрстер собирается издавать новый дополненный вариант книги Ницше «Воля к власти»? Как вам нравится: новый вариант книги, автор которой мертв уже десять лет?
— А если предположить, что, разбирая бумаги брата, Лиззи нашла новые странички книги? Ведь при жизни Фридриха она не была издана.
— Ради бога, Гарри, не изображайте из себя наивного идиота! Кто лучше вас знает, что книга «Воля к власти» была не только не издана при жизни Фридриха, но даже и не написана. Он оставил после себя всего несколько разрозненных листочков с не всегда ясными афоризмами, и только.
Гарри попробовал занять защитную позицию:
— Откуда вы это взяли?
— Я — директор Архива Ницше уже десять месяцев. Я это время даром не терял и добросовестно изучил все документы Архива!
— А я-то думал, что вы используете это свободное от житейских забот время для творчества! Ведь вы писали день и ночь. Мне даже известно, что ваш новый шедевр будет называться «Смерть в Венеции», не правда ли?
— Я вижу, от ваших шпионов не укроешься, — засмеялся Манн. — Но и мой зоркий глаз много чего интересного здесь разглядел.
— Что же он разглядел? — окрысился граф.
— Что книгу, как она есть, дописала фрау Фюрстер по своему разумению, — прищурился Манн. — Надеюсь, вы имеете представление о ее разумении?
— Вы напрасно принижаете ее способности. Она очень востра, просто у нее другой ум, который не нужно недооценивать. Ведь вы сами пять минут назад признали, что без ее практичного ума нашего прекрасного Архива не было бы вовсе.
— Пусть вы даже правы, — согласился Манн. Но тут же возразил сам себе: — Только зачем она со своим практичным умишкой лезет в переделку книг, которые не ее ума дело?
— Ясно зачем — чтобы они лучше продавались. Книги нашего возлюбленного кумира в ее редакции гораздо понятнее простым людям, чем его оригинальное творчество. Не все же такие изысканные читатели, как мы с вами.
Манн не поддался на лесть.
— Значит, это для простого читателя она включила в оглавление будущей книги главу «Порода и родословная»? Мне кажется, это глава была бы более уместна в ненаписанной книге Бернарда Фюрстера, покойного супруга Лиззи.
— А вам не все равно, что в оглавлении этой новой книги будет?
— Еще как не все равно! Там на титульной странице написано — Архив Фридриха Ницше, генеральный директор Томас Манн! Я не могу позволить, чтобы мое имя появилось в таком контексте. Теперь вам придется снять его с титула.
— К сожалению, я не могу вас удержать насильно, Томас, — опечалился Гарри. — Но мне очень, очень жаль, что вы нас покидаете.
Манн, казалось, окончательно поставил точку на своих отношениях с Архивом Ницше. Он захлопнул саквояж и, сутулясь, направился к выходу. Однако в дверях он неожиданно замедлил шаг и обернулся к графу:
— Скажите, Гарри, а вас не пугает опасность практических результатов, к которым эта система упрощения может привести?
— Не пугайте меня, Томас! — засмеялся граф Гарри. — Какой философский трактат может привести к практическим результатам?
Петра
Интересно, вспомнил ли граф Гарри Кесслер этот разговор через двадцать пять лет, когда он вынужден был спасаться бегством из гитлеровской Германии, провозгласившей идеологическим кумиром нацистской партии философа Фридриха Ницше, упрощенного своей сестрой Элизабет?
