Лу
Все следовало тщательно продумать. Свой первый день в Берлине Лу потратила на разведку — она внимательно оглядела здание издательства «Инзель Бюхерай» и отметила, что прямо напротив него приветливо открывает двери прелестное кафе «Апфель штрудель». Она даже зашла туда и заказала чашечку кофе со штруделем, после чего осмелела настолько, что под предлогом ошибочного адреса проникла внутрь издательства, чтобы получше рассмотреть расположение его комнат. Как она и предполагала, издательство было небогатым, да и откуда ему быть богатым, от публикации стихов, что ли? Что ж, тем лучше, это очень устраивало Лу, — чем беднее издательство, тем больше шансов на успех ее замысла. Ведь как только у нее зародился этот отчаянный замысел, она решила вложить в него деньги, оставленные ей в наследство покойной мамой, и надеялась, что их хватит.
Назавтра она встала рано, приняла душ и тщательно уложила волосы, — хотя знала, что выглядит молодо, все же хотела сегодня быть не хуже, чем во времена расцвета журнала «Фрайе бюне». После чего Лу отправилась в кафе «Апфель штрудель» и, уютно устроившись у окна с чашечкой отличного кофе, стала наблюдать за дверью издательства. Через полчаса пришла секретарша, которую она видела вчера в приемной. А вслед за ней в поле зрения Лу вплыл приятный господин примерно того же возраста, что ее шведский любовник, и даже чем-то на него похожий. Хотя одет он был не как молодой поэт авангардистского журнала, а вполне по-джентльменски и даже франтовато, Лу без труда опознала его как одного из славных парней из ее прошлого.
Итак, Антон Киппенберг — отлично! Насколько она помнит, он предложения ей не делал, впрочем, она могла и забыть — все эти молодые авангардисты были чем-то похожи друг на друга, такие милые встрепанные похотливые кобельки. Но надо этому Антону отдать должное — не все кобельки стали директорами издательств, пусть даже небогатых. Что ж, пора идти. Идти в атаку.
Лу расплатилась, оставив щедрые чаевые, — кто знает, сколько раз еще придется пить здесь кофе с яблочным штруделем, — подхватила лежащий на стуле изящный портфельчик и храбро вошла в приемную издательства. При виде ее секретарша Киппенберга в восторг не пришла.
— У вас назначена встреча? — нелюбезно спросила она, глядя на чистую страницу дневника.
— У меня ничего не назначено, но если вы отнесете господину Киппенбергу мою визитную карточку, я не сомневаюсь, что он будет рад меня видеть.
Секретарша на секунду заколебалась, брать карточку или не брать, но тут дверь кабинета отворилась, и директор издательства появился в приемной собственной персоной. Неизвестно, что он собирался сказать, потому что, увидев Лу, об этом забыл, расплылся в улыбке и воскликнул:
— Очаровательная Лу фон Саломе! Какой счастливый случай привел вас сюда?
Лу изящным движением обогнула стол секретарши:
— Я вам немедленно это расскажу, дорогой Антон, если вы пригласите меня в свой кабинет.
— Прошу, прошу! — Киппенберг распахнул перед ней дверь кабинета, бросив на ходу секретарше:
— Два кофе, пожалуйста, Магда. И никого ко мне не впускать.
Когда дверь кабинета закрылась, Антон вытянул из пальцев Лу ее визитную карточку.
— Значит, теперь вы Лу Андреас фон Саломе! Кто же он — ваш Андреас? — И вдруг вспомнил: — Да-да, вы тогда стремительно вышли замуж за какого-то профессора! Это и был Андреас? Наши ребята были страшно разочарованы, они ведь по очереди делали вам предложения, хотя было наперед известно, что вы всем им откажете. И все-таки, когда вы вышли замуж, им было обидно.
— А вы мне предложения не делали? — полюбопытствовала Лу и замолчала, потому что в кабинет вплыла Магда с подносом, на котором был сервирован традиционный утренний кофе.
— Не делал, — сознался издатель, когда секретарша вышла. — Я тогда был уже женат.
Лу пригубила кофе и отставила чашечку — кофе был неплохой, но похуже, чем в кафе напротив.
— Я слышала, вы задумали интересный проект.
— Вы имеете в виду сборник неопубликованных стихов?
— Именно! Рискованный проект, не так ли?
— Вроде бы — да. Но я себя слегка обезопасил, беру с авторов 50 пфеннигов за страницу.
— Всего лишь 50 пфеннигов? На этом не разживешься. Впрочем, в объявлении это не написано.
— Написано мелким шрифтом, вы не разглядели. Но я все еще не понял — в чем ваш интерес? Неужели вы принесли мне свои стихи?
Лу открыла портфельчик, вынула из него тонкую пачку листков и положила ее на стол.
— Я действительно принесла стихи, но не свои. Это неизданная поэма Райнера Мария Рильке.
Она нарочно произнесла полное имя Райнера, чтобы подчеркнуть значительность события. Киппенберг удивился:
— Неизданная поэма Рильке? — он взял в руки листки и начал их проглядывать. — Как странно — он ведь немедленно публикует все им написанное! Когда он сочинил эту поэму?
— Честно говоря, точно не знаю. Лет десять назад, не меньше. Она затерялась в его вещах — он бросил их у меня, когда мы расстались. А я ее неожиданно нашла, разбирая бумаги при переезде.
— А почему он сам ее не принес?
— Он о вашем проекте ничего не знает, так как газет не читает. И я решила сделать ему сюрприз.
— А он не рассердится?
— Райнер рассердится на меня? Вы шутите! — засмеялась Лу. — Он просто будет счастлив, что я о нем позаботилась.
Антон снова пролистал поэму.
— Бумага что-то совсем свежая. Не похоже, что это написано десять лет назад.
— Неужто вы думаете, что я принесла вам оригинал? Конечно, это копия. Оригинал я спрятала у себя. Когда придет время, Райнер поставит на нем автограф, и он станет библиографической редкостью.
Киппенберг быстрым, хорошо тренированным глазом стал читать поэму Райнера по диагонали. Отложив листки, он вздохнул:
— Странное творение. Прямо скажу — далеко не шедевр. Вы говорите, он написал это лет десять назад? Оно и видно — романтическая юношеская чушь. Вы уверены, что он согласится этот опус публиковать?
— Он согласиться на все, что я ему предложу.
Киппенберг поморщился:
— А вы уверены, что хотите эту поэму опубликовать? Вряд ли она сделает честь славному имени Райнера Рильке.
— Я позабочусь о том, чтобы она сделала ему честь.
— То есть? — поднял брови Киппенберг.
— Вы знаете меня много лет, Антон: я всегда добиваюсь своей цели. А сегодня я решила прославить имя Райнера именно этой поэмой.
— Но я еще не согласился включить ее в свой сборник. Снижение качества может ударить по моим шансам на его окупаемость, — отпарировал Киппенберг.
— Я уверена, что от моего предложения вы не сможете отказаться.
