Лу
Неожиданное начало войны потрясло Лу до глубины души. Погруженная в решение загадок психоанализа, она вообще не замечала нарастающей в последние недели напряженности в международной обстановке, так что объявление войны прозвучало для нее как гром с ясного неба. Она в принципе ненавидела войну, ужасаясь бессмысленной потере жизней, но здесь дело уже было не в принципе. Ее родная Россия выступила против ее родной Германии. Она ведь так и не решила, кто она — русская или немка и какой солдат ей дороже — русский или немецкий.
Лу все чаще вспоминала симпатичных русских мальчишек, в детстве сопровождавших ее с папой на рыбную ловлю. Папа объяснял мальчишкам секреты правильной насадки живца на крючок, а в конце отдавал им весь улов — ему нужна была не рыба, а удовольствие от процесса. Теперь этим мальчишкам уже за пятьдесят, но их сыновей призвали в солдаты для того, чтобы они стреляли в своих немецких сверстников. А кому должна была сочувствовать Лу с ее двумя родными языками? Ведь ее друга, садовника Петера, тоже призвали в армию, чтобы он стрелял в русских солдат. Петер был большим мастером по прививке роз, он охотно посвящал Лу в тайны скрещивания и выведения новых сортов. Приезжая в Геттинген, Лу часами работала с ним в саду и каждое утро восхищалась новыми результатами их вчерашних трудов. А иногда с наступлением жары они, усталые и разгоряченные, укрывались от солнца в садовом сарае и занимались любовью на охапке душистого сена.
Лу поднялась рано, и с запакованным с вечера чемоданчиком вышла в сад. Петера забрали в армию всего неделю назад, но опытный глаз уже мог подметить пагубные следы его отсутствия. Как Лу ни старалась точно выполнить его указания, розы, словно оплакивая садовника, склонили свои изящные головки и приготовились увянуть. А ведь было только начало сентября, им бы еще цвести и цвести! Но бог с ними, с розами, зато начали распускаться астры и хризантемы. Как бы они не увяли в ее отсутствии, хотя она и договорилась с соседским садовником — к счастью, пожилым для армии, — чтобы он ухаживал за ее цветами за небольшую плату.
— Я вижу, ты уже решила нас покинуть! — раздался за спиной Лу язвительный голос Мари. — Что, без садовника-любовника тебе неймется поскорей удрать в Вену к другому молодому любовнику?
Лу не сомневалась, что Мари подозревает о ее тайной связи с Петером и украдкой следит за ней. Но ее это не беспокоило — Карл давно уже смирился с особым характером их супружеских отношений и удовлетворился ее согласием на постоянное присутствие Мари в их доме. Единственное, что и впрямь тревожило Лу, это опасение, как бы вся эта странная комбинация не вспугнула подрастающую Маришку, которую она любила как родную дочь.
Маришка уже освобождалась от детской пухлости и, как бабочка из гусеницы, превращалась в тоненькую девочку с армянскими глазами Карла, особенно заметными на фоне белокурой гривки, унаследованной от матери. Она любила Лу невыносимо страстной любовью и жестоко страдала из-за ее постоянных поездок в Вену. Оставшись с Карлом и матерью, она страшно тосковала и засыпала Лу отчаянными письмами, в которых жаловалась на жестокое обращение с нею родителей. Лу не сомневалась, что все обиды Маришки — просто детские выдумки, нацеленные на то, чтобы вернуть ее домой. И все же, несмотря на страдания девочки, Лу опять намеревалась покинуть ее и уехать в Вену — она твердо решила профессионально заняться психоанализом, но понимала, что еще не до конца исчерпала полезные уроки семинаров Фрейда.
На этот раз она действительно опоздала, но не намеренно, а из-за нарушенного войной железнодорожного расписания. Венский семинар поразил ее непривычной малолюдностью и еще более непривычной вялостью дискуссии. Она не сразу сообразила, что всех молодых участников семинара, в том числе и Виктора Тауска, мобилизовали в армию. На даже эта догадка не объясняла странной молчаливости Зигмунда Фрейда. Он был просто непохож на себя и не вступал в горячий спор с каждым, кто делал попытку подвергнуть сомнению основные положения его теории сексуального происхождения неврозов.
После окончания семинара Лу подождала, пока все разошлись, и остановилась в дверях, предполагая, что Зигмунд поднимет на нее взгляд и спросит, надолго ли она приехала в Вену. Но он продолжал отчужденно сидеть за столом, погруженный в чтение каких-то бумаг. Это было на него непохоже — ведь они не виделись больше трех месяцев. Сообразив, что Фрейд сам к ней не обратится, Лу тихо спросила:
— Зигмунд, вы не собираетесь идти домой? — имея в виду выяснить, не проводит ли он ее до отеля, как раньше обычно делал после семинара. Фрейд ответил, не поднимая головы:
— Я немного задержусь, дорогая Лу. Не ждите меня.
«Значит, случилось что-то ужасное, — поняла Лу. — И он сейчас ничего не расскажет». Она тихо вышла из комнаты, медленно закрывая за собой дверь в надежде, что он ее окликнет. Но Фрейд сидел неподвижно, словно погруженный в чтение, но Лу почему-то показалось, будто он только делает вид, что читает. Выхода не было — нужно было возвращаться в отель и в недоумении ложиться спать, чего она терпеть не могла.
Хотя Лу и устала с дороги, она проснулась не слишком поздно, наспех выпила кофе и отправилась на Бергштрассе, предполагая, что у Фрейда с раннего утра прием пациентов и она сможет поговорить наедине с его младшей дочерью Анной, главной его помощницей. Оказалось, что и Анна непохожа на себя — она любила Лу и обычно громко радовалась ее приезду, а сейчас, отворив дверь, молча кивнула и посторонилась, отчужденно пропуская Лу в прихожую.
«Хорошо, что хоть впустила!» — Лу хотела было поцеловать Анну, но передумала. Она решила не тянуть с формальностями, а сразу перейти к делу.
— Что случилась, Анна? Что с отцом? У вас обоих такой вид, будто кто-то умер.
— Не произноси вслух это слово! — прошипела Анна и быстро закрыла дверь, ведущую из прихожей в комнаты.
— Но ведь никто не умер? — испугалась Лу, перебирая в памяти всех членов семьи Фрейда. Неужто она пропустила чью-то смерть?
— Всех трех моих братьев забрали в армию и послали на Восточный фронт. Они уехали и как в воду канули — вот уже почти два месяца от них ни слова. Папа сходит с ума и никого не хочет видеть, кроме пациентов.
— Можно, я все-таки подожду, пока профессор закончит прием? Надеюсь, он не откажется повидаться со мной.
— Заходите, — вздохнула Анна. — Побудьте в гостиной, я приготовлю вам чашечку кофе. Вы ведь не завтракали, правда?
Сквозь пелену печали, стягивающей юное лицо Анны, прорвался лучик лукавой улыбки — она прекрасно знала привычки Лу и понимала, что та, любившая поспать в ранние часы, могла не успеть позавтракать, чтобы примчаться в дом Фрейда в десять утра.
— С удовольствием съем твой завтрак, — улыбнулась в ответ Лу. — Надеюсь, ты можешь угостить меня блинчиками?
После завтрака Анна занялась семейным хозяйством, а Лу вынула из сумки блокнот и начала записывать основные тезисы своей предстоящей беседы с Фрейдом.
Во-первых, людям нужна война, которая помогает им высвободить из-под запрета свою истинную сущность. Ведь человек в современном обществе то и дело подавляет свои желания и побуждения, что приводит к неврозам и психическим расстройствам. Только война помогает людям докопаться до своей животной сущности.
