— Гарри, — воскликнула она, отпечатав на моей щеке малиновый поцелуй, — ты должен быть осторожен, эти русские и тебя могут убить!
Я вытер щеку носовым платком и спросил:
— Какие русские, Лиззи?
— Ясно какие! Те, которые убили твоего Ратенау!
— Но всем известно, что его убили немецкие националисты. На прошлой неделе они застрелились, когда их окружила полиция.
— Ты веришь тому, что написано в газетах? Эти двое в замке были невинными жертвами политических интриг!
— Но всем известны их имена и принадлежность к партии нацистов. Их водитель сознался в заговоре и признал свою вину.
— Немцы не способны на такое мерзкое убийство. Только русские на это способны!
Я понял, что спорить бесполезно — с ней уже поработали нацистские агитаторы».
Петра
Выстрелы, сразившие Вальтера Ратенау, возвестили начало новой эпохи в жизни Европы — эпохи победного шествия фашизма.
Ратенау был убит немецкими фашистами в июне 1922 года, а в октябре по Италии прошел римский марш итальянских фашистов-чернорубашечников, и диктатором Италии стал лидер фашистской партии Бенито Муссолини.
Лу
В то утро Лу не спалось, она поднялась рано и вышла в столовую. Мари уже поставила на стол кофейник с кофе и свежие утренние булочки и ушла к себе — досыпать. Прихлебывая кофе, Лу потянулась за свежей газетой. На первой странице она увидела большой портрет довольно красивого мужчины — грубоватое лицо его показалось ей знакомым.
Над портретом шел текст крупными буквами: «Римский марш итальянских чернорубашечников». Под портретом было напечатано такими же крупными буквами: «С сегодняшнего дня диктатором Италии стал лидер фашистской партии Бенито Муссолини».
— Бенито! — ахнула Лу и поспешила в свою комнату паковать чемодан. Она надеялась ускользнуть из дому незамеченной, но ее перехватила заспанная Маришка — чутким ухом услышав скрип двери, она выскочила в коридор в ночной сорочке.
— Опять уезжаешь к своему Зигмунду? А ведь совсем недавно ты прожила в Вене целых три месяца! Почему же опять? Что случилось?
Теми же словами встретила ее дочь Фрейда Анна, с которой она подружилась за время своей трехмесячной жизни в их квартире. Что заставило тогда Лу покинуть свой уютный дом в Геттингене и поселиться в чужой, довольно тесной венской квартире, так и осталось тайной.
— Мне нужно срочно поговорить с твоим отцом!
— Но у него сейчас прием, — ответила Анна. — Идем, я покормлю тебя, пока он закончит. Ведь ты выскочила из дому в такую рань, значит, не успела поесть.
Анна предложила Лу подождать Фрейда в столовой, куда тот выйдет пообедать по окончании приема. Лу пришлось подавить свое нетерпение и смириться. Войдя в столовую, Фрейд страшно удивился:
— Лу? Ты здесь? Что-то случилось?
Анна поставила перед отцом тарелку с супом.
— Вы способны слушать за едой? — спросила Лу. — Я больше не могу ждать, мне нужно рассказать вам что-то важное. Считайте, что это моя исповедь!
— Ладно, давай против всех правил проведем твой сеанс психоанализа за обеденным столом.
— Только не перебивайте, я должна изложить все связно, без перерывов. Вы ведь помните, что у меня в Париже был давний друг, русский врач Савелий? Где-то в году 1906-м или 1907-м, точно не помню, он неожиданно приехал ко мне в Геттинген. Мы много лет не виделись — у меня за эти годы была целая цепь личных драм то с Райнером, то с Земеком и, как всегда, с Карлом. И вдруг на пороге, прямо на глазах у Мари, появляется Савелий, посещения которого Карл строго-настрого запретил. Я, не желая осложнять и без того непростые отношения в доме, где Мари непрерывно против меня интриговала, выскочила в сад и потащила Савелия за собой на улицу. За воротами, к счастью, тогда была скамейка, которая сейчас уже сгнила. Мы садимся на скамейку, и Савелий говорит:
— Не хочешь ли ты поехать со мной в Женеву?
— Зачем в Женеву?
— Меня пригласили лечить одного важного русского пациента. Он настолько важный, что мне даже имя его не сообщили, а только кличку — Старик, хоть он совсем не старый, ему даже сорока нет. У него редкая болезнь глаз, он не переносит солнечный свет, и от этого и у него сильные головные боли. А я, по случайности, лучший русский специалист в Европе по этой болезни. Хочешь поехать со мной? Это может быть интересно: там целая колония российских беженцев-террористов.
Я немедленно согласилась — во-первых, я устала от напряженных отношений с Мари, так что было бы очень полезно на время сбежать из дому, а во-вторых, на меня нахлынуло прошлое и вспомнились наши славные поездки с Савелием, а их было немало. Когда я объявила о своем решением уехать, Карл пожал плечами, Мари вспыхнула от радости, и только Маришка заплакала — она очень болезненно переживала мои отъезды, но зато возвращения делали ее счастливой, так что ее страдания компенсировались.
Ехать в Женеву пришлось с пересадкой, и мы с Савелием провели прекрасную ночь в отеле в Базеле, словно вернулись в прошлое. Наш поезд прибыл в Женеву в два часа пополудни, когда этот очень буржуазный город преображается красотой окружающей природы — синевой огромного озера и белизной сверкающих альпийских вершин. Мы наспех перекусили в ресторане отеля и отправились к ожидающему нас пациенту по прозвищу Старик.
Но пациента по присланному Савелию адресу не оказалось, и его квартирная хозяйка направила нас в городскую библиотеку, где он обычно проводил почти каждый день. Мы пошли по узкой, чисто выметенной улице, разглядывая объявления о сдаче комнат, выставленные в окнах некоторых домов. К нашему удивлению, многие предупреждали: «Сдаем без кошек, без собак и без русских».
— А что им сделали русские? — не поняла я. Именно за несколько последних лет моя душа вновь вернулась на покинутую мною родину. Мы с Райнером два раза посещали Россию и были очарованы подлинной духовной жизнью ее интеллигенции, так не похожей на сытое существование немецких и французских буржуа.
— Разве я не говорил тебе, что Женева наводнена русскими эмигрантами, спасающимися здесь от ареста за террористическую деятельность? Деятельность настоящая, а не выдуманная — они взрывают бомбы и грабят банки.
— И твой Старик тоже?
— Мой Старик не тоже, а именно! Он их главарь! Российские власти конфискуют его книги и сажают в тюрьму его сообщников.
— О, идем скорее его искать — это становится интересным!
Старик действительно сидел в библиотеке за столом, заваленным книгами на немецком и на французском языках. Он совершенно не выглядел главарем террористов, а скорее, провинциальным школьным учителем — небольшого росточка, лысоватый, скуластый, и только глаза его, хоть больные и раскосые, искрились какой-то странной магнетической силой. Впрочем, наткнувшись на меня, они, как всякие мужские глаза, потеряли фокус и остекленели, как глаза вытащенной из воды рыбы. Мне этот эффект был знаком смолоду и все же каждый раз удивлял. К счастью, предложение он мне сделать не мог — рядом с ним сидела его супруга Надин, круглолицая и неказистая.
