Анна Винтур, исполненная императорского величия, поместила меня под стеклянный колпак, по всей видимости решив, что для меня больше нет серьезных задач. Я, например, не мог консультировать Институт костюма при музее Метрополитен, в то время как другие талантливые редакторы становились кураторами выставок. Анна Винтур не видела меня в роли куратора. Это болезненно ущемляло мое самолюбие. В конце концов, я этому учился у великого гуру моды – Дианы Вриланд.
С Анной у нас не было ни крупной ссоры, ни громкого разрыва. Однажды я просто зашел в ее офис в Нью-Йорке, а когда вышел, хлопнул дверью. Не было никаких пререканий или споров. Анна Винтур в споры не вступает. Я не помню подробностей того, что я ей сказал, или того, что конкретно меня к этому подтолкнуло. Я просто был сыт по горло.
Вернувшись домой, я забронировал билет обратно в Париж и не отвечал на звонки из Vogue. Карл Лагерфельд изо всех сил старался вразумить меня. «Тебе бы лучше вернуть ее расположение», – увещевал он меня.
Я не хотел этого слышать. Я покончил с Нью-Йорком, покончил с Парижем и покончил с интригами в мире моды. Все, что я знал наверняка, это то, что мне нужен ментальный детокс. Моя бабушка вот уже пять лет как умерла, а у меня даже не было возможности сбавить обороты и дать волю своему горю. Я решил переехать в полностью обставленный дом, который купил ей в Дареме, и сохранить дистанцию между собой и Vogue.
Так прошло несколько месяцев, миновали День благодарения и Рождество. Я был один в доме, окруженный вещами бабушки. Чтобы подавить чувство одиночества, я налегал на еду. На оба праздника я заказывал еду в Dillard’s BBQ, местном ресторане традиционной негритянской еды, причем столько, что хватило бы накормить большую компанию. Кастрюля макарон с сыром, противень фаршированной индейки с заправкой, глазированный батат, корзина домашних булочек. А на десерт лимонный и шоколадный торт. Никаких овощей или фруктов, и все это я уплетал один – гостей не приглашал. Вечером я мог съесть половину этого, а потом утром проснуться и доесть остальное.
Вместо того чтобы разбираться с тем, что происходит в моей жизни, я не переставая ел в попытке подавить свои эмоции. Еда, особенно десерты, заменяла любовь, которую дарила мне бабушка. С ее смертью я остался один и, живя в Дареме, полностью утратил контроль над своим питанием.
Однажды снежным вечером в Дареме неожиданно раздался звонок от Анны Винтур. Она звонила из Лондона, связь была плохая, но тон ее голоса и сам факт ее звонка заставили меня предположить, что что-то произошло. Умерла ее мать, Элеонора Трего Бейкер.
Сразу же после того, как она сообщила новость, связь прервалась. Затем телефон зазвонил снова – на сей раз это был ее муж, Дэвид Шаффер. Он был в Нью-Йорке с детьми, где жуткая метель накрыла весь северо-восток. С. И. Ньюхаус предлагал отправить его частным самолетом, но и он не смог бы взлететь из-за погодных условий.
«Анне нельзя сейчас оставаться одной, но мы с детьми не можем выбраться из Нью-Йорка из-за метели. Я подумал, раз уж вы в Северной Каролине, возможно, вы смогли бы добраться до Англии?» – «Я сделаю все от меня зависящее».
Метель на юге была не такой сильной, но шел снег, и многие рейсы отменялись. Мне удалось исхитриться и сесть в самолет до Майами. Мы несколько часов ждали на взлетно-посадочной полосе, когда самолет обработают от обледенения, но в конце концов вылетели из Флориды, и на следующее утро я был в Англии.
Я успел как раз вовремя, чтобы переодеться и добраться до крематория, где уже ждали отец Анны, ее брат и сестра. С задней скамьи я наблюдал, как Анна произносит надгробную речь. Она была близка с матерью, хотя мало о ней говорила. Так что для меня было шоком, когда в конце речи у нее полились слезы. Анна не сдержалась на глазах у всех и расплакалась. Я инстинктивно поднялся и подошел к ней, обнял ее, и так мы и шли к выходу. Это был единственный раз, когда я держал в объятиях Анну Винтур.
Любовь встречается во многих обличьях. Она должна быть доброй и обоюдной. Преданность своим друзьям – это благородное чувство. Хорошие времена или плохие, взлеты или падения – в настоящей дружбе человек черпает для себя силы. Пока я работал у Анны, она никогда не делилась со мной подробностями своей личной жизни, не рассказывала ни о разводе, ни о смерти отца, ни о чем. Но в тот момент я не был ее сотрудником, я был ее близким другом. Мы официально помирились и начали проводить время вместе.
В течение следующих нескольких лет я жил в Дареме и при необходимости ездил в Нью-Йорк и Париж, останавливаясь в люксе Royalton или Ritz. Грейдон Картер пригласил меня в качестве редактора стиля в Vanity Fair, и именно для Грейдона я сделал некоторые из моих самых любимых фотосессий. Многие из них были попытками модной сатиры, гиперболой, и почти все мои съемки попадали в номер полностью, без цензуры. Это был глоток свежего воздуха – снять историю и потом увидеть ее в журнале!
Однажды зимним вечером в Париже в 1996 году мы с Карлом Лагерфельдом говорили о том, что юбки с кринолинами все чаще появляются на показах от кутюр. Этот тренд задал Гальяно, вдохновившись, в свою очередь, силуэтами девятнадцатого века. Образ Скарлетт О’Хара определенно витал на парижских подиумах. Съемки в Vanity Fair должны были иметь привязку к Голливуду или чему-то культовому для дизайнеров и критиков, поэтому я начал подумывать об использовании «Унесенных ветром» в качестве возможной отправной точки. Это занимательный фильм, но далеко не мой любимый. По понятным причинам.
На той самой выставке, где я впервые работал волонтером для миссис Вриланд, было представлено знаменитое платье Скарлетт, сшитое из портьеры, а также несколько других ее платьев и нарядов. Я много раз смотрел этот фильм и могу оценить размах и масштаб работы костюмера, великолепие костюмов, насыщенные цвета. Но если серьезно, может ли чернокожий человек в здравом уме получать удовольствие от этого фильма?
Эта спонтанная композиция вызывает в памяти моего отца, который был страстным фотографом-любителем и имел собственную лабораторию с проявочным оборудованием. Когда он умер, я положил ему в гроб его любимую камеру.
Фото Андре Леона Телли для Vanity Fair.
Нет, конечно. Единственный замечательный факт: Хэтти Макдэниел стала первой афроамериканской актрисой, номинированной за роль второго плана и получившей «Оскара». Если я собирался черпать вдохновение из «Унесенных ветром», нужно было найти комфортный для меня способ. И тут меня осенило: «Надо сделать римейк «Унесенных ветром» с Наоми в роли Скарлетт. «Скарлетт в гетто».
Карлу идея понравилась, и мы сразу же начали планировать съемки, должным образом используя великолепное убранство его интерьеров. Роли слуг мы отдали титанам моды: Гальяно, звезда от кутюр, получил роль прислуги в доме, моющей пол. Маноло Бланик, Бернини обуви, предстал босым садовником. Джанфранко Ферре, тогда руководивший Christian Dior, изображал Хэтти Макдэниел в белой рубашке, изготовленном на заказ фартуке и повязанном на голове платке.
