Трехдневная вечеринка Valentino была экстравагантной: в первый вечер ужин был устроен в Римском форуме. Меня поселили в роскошном Hotel de Russie. При заселении мне передали рукописное послание от итальянского художника Риккардо Аджосса.
Я познакомился с Риккардо еще в молодости, на телестудии в Риме, куда я пришел на популярное телешоу в качестве сопровождающего Наоми Кэмпбелл. Он проходил там практику, помню, как он стоял в коридоре и был очень любезен. Позже мы целовались в гламурном ночном клубе. Он был юн и красив, словно молодой дворянин с портрета Бронзино. Риккардо – самый добрый и красивый мужчина – показывал мне Рим.
“ Несмотря на то что я иногда чувствовал себя огромным ламантином, я сохранил свою гордость и уверенность в себе.”
Мы потеряли друг друга из вида с семидесятых, пока Риккардо не прочитал в ежедневной газете, что я в городе в качестве гостя Валентино. Там же упоминался и отель, в котором я остановился. Так меня нашла его записка, и так произошло наше воссоединение.
Риккардо специализируется на производстве бумаги традиционным корейским способом – ханджи. С 2000 года он является профессором Академии изящных искусств Рима. Вскоре после вечеринки Valentino Риккардо приехал с персональной выставкой в Ист-Хэмптон, Нью-Йорк. Она называлась «Листья мира» (Leaves of the World). Он остановился в моем доме и спал в одной постели со мной на протяжении недели, но мы ни разу не дотронулись друг до друга. Чистая романтика: итальянский художник, живущий и работающий ради искусства, в моей постели.
Риккардо прекрасно говорит по-английски, поэтому языкового барьера между нами нет. У него глаза цвета бледного нефрита или морской пены и кудрявые черные волосы. Он живет один со своим красивым белым английским боксером по имени Зои и предан своей преподавательской карьере и искусству. Некоторые из своих работ он подарил и мне. Хотя мы и близки, сексуальной близости в наших отношениях нет. Он не бывал больше в Нью-Йорке после закрытия своей выставки, прошедшей много лет назад в Ист-Хэмптоне. Я все же надеюсь, что он когда-нибудь вернется.
Ив Сен-Лоран умер в своем доме на улице Вавилон в окружении Пьера Берже по одну сторону от него и Бетти Катру, державшей его руку с другой стороны. Спустя три десятилетия Бетти наконец удалось убедить Пьера, что ей, как сестре, можно доверить защиту Ива. Пьер за все эти годы проиграл столько битв, пытаясь разлучить Ива и Бетти. Ив жил так, как хотел, Бетти была его родственной душой. Она любила Ива безусловной любовью. Когда Ив умер, Пьер подарил Бетти один из портретов Ива работы Энди Уорхола. Их затянувшаяся борьба, полная недоверия и сомнений, наконец-то закончилась.
Анна попросила меня присутствовать на похоронах Ива от лица Vogue. Был жесткий протокол, табель о рангах соблюдался, как при французском королевском дворе. Похоже, Пьер Берже составил схему рассадки. К счастью, меня посадили в зоне Vogue, в восьмом ряду. Если бы я не представлял журнал, уверен, что мне досталось бы место в самом конце. Места в первом ряду были отведены для VIP-гостей: Бетти, Лулу, Карлы Бруни-Саркози. Отдать дань наследию Сен-Лорана пришли все ведущие дизайнеры.
Карл Лагерфельд не явился на похороны Ива Сен-Лорана. Он послал в церковь цветы, огромный букет белых роз с рукописной запиской: «В память о наших лучших днях, о нашей юности».
Придя домой, я позвонил Карлу, чтобы рассказать, как прошла служба. Он ответил: «Я не хожу на похороны».
Через три года после смерти Ива скончалась и Лулу. Я не смог приехать на ее похороны. Но я все же помню ее в первом ряду на похоронах Ива: она выглядела великолепно в шляпе-федоре.
Анна Винтур попросила меня написать что-нибудь для Vogue в память о Лулу. Этот некролог не напечатали, так никогда и не объяснив почему. Возможно, это связано с тем, что памяти Лулу были посвящены многие публикации, как, например, материал Джоан Джульетты Бак, вышедший в другом издании.
Вот отрывок из того, что написал я:
«Луиза Вава Лючия Анриетта де ла Фалез была воплощенной элегантностью, обладавшей стойкостью кипариса Лейланда и хрупкостью и изысканностью яйца Фаберже. Она работала круглыми сутками, но, когда ее брат Алексис де ла Фалез заболел раком легких, она оставалась у его постели дни и ночи. Ее представлением о роскоши было нежиться в ванне в своей ванной комнате, оформленной голубой плиткой в марокканском стиле, добавив в воду ароматические масла. Или заниматься садоводством в романтическом загородном доме в Boury-en-Vexin, где она жила со своим мужем Таде. Или собрать компанию друзей – интереснейших личностей – на вечеринку, продолжавшуюся почти до рассвета. Обаятельная, яркая, она могла оживить унылую, затухающую беседу своим хриплым смехом а-ля Лорен Бэколл или неожиданным замечанием. Она обладала лучшими ирландскими качествами: верностью, практичностью, когда это было необходимо, чувством собственного достоинства и уверенностью.
Она была в своей стихии за столами с эскизами и набросками дизайна аксессуаров Yves Saint Laurent. Она признавалась, что, когда впервые вошла в ближний круг, включавший и Анн-Мари Муньос, она просто стояла и предлагала цвета. Как бы она ни любила вечеринки, она серьезно относилась к работе и к жизни. Одним из ее последних проектов была знаковая выставка Rive Gauche в Фонде Пьера Берже – Ива Сен-Лорана в прошлом году, запечатлевшая суть того поворотного момента, когда мода порвала с от кутюр и дала возможность мужчинам и женщинам зайти в бутик Rive Gauche и найти все, от бархатных платьев в стиле «Дневная красавица»
[26]до рубашек в клетку с килтами. В нашем последнем разговоре она просила меня пообещать, что я непременно буду присутствовать на открытии. Я действительно туда пришел и позвонил, чтобы заверить ее, что выставка выдающаяся».
Бетти сохранила всю одежду Yves Saint Laurent от кутюр и Rive Gauche – почти триста оригиналов. Ее муж, дизайнер интерьеров Франсуа Катру, спроектировал в своем доме частный мини-музей для этих моделей. Фонд Пьера Берже и Ива Сен-Лорана скоро откроет выставку, на которой будут представлены исключительно вещи из личных архивов Бетти Катру.
У японского поэта семнадцатого века Басё есть хайку, которое отражает мои чувства к Бетти:
Сижу здесь один,
Превращая прохладу
В свою обитель.
Во время работы в Vogue я участвовал в дискуссиях об обложках, героинями которых становились влиятельнейшие женщины своего времени, включая актрис, певиц, моделей (разумеется) и даже первых леди.
После избрания Барака Обамы президентом Анна Винтур организовала встречу с Валери Джарретт, чтобы обсудить первую обложку Vogue Мишель Обамы.
Мы встречались с будущей афроамериканской первой леди Соединенных Штатов и раньше, в доме Опры Уинфри. Во время Бала легенд Опра созывала гостей и пригласила меня с собой в Санта-Барбару. Она устроила нам с Тиной Тернер экскурсию на гольф-каре по своему поместью, а после усадила меня за ужином рядом с Мишель Обамой.
