— Идиотка!
В который раз Громов оказался прав, но его это совсем не радовало. С каждой секундой его сердце все крепче стискивала когтистая рука страха. Ледяной пот выступил на коже, а к горлу подступил ком. Он боялся за Иру, вопреки доводам разума и своим обещаниям, ее словам и его обязанностям, все обнулилось перед одним единственным чувством страха за любимую женщину.
— Должен же быть какой-то выход, — сам себе шептал Тимур.
Он слышал, как они о чем-то говорили, но не мог разобрать ни слова. Его мозг работал на сто процентов, но все варианты, даже самые бредовые, сводились к тому, что убьют одного из них.
Уловив негромкий вскрик, Тим устремил взор на экран.
Шевцов прижал к себе Ирину. Она была до такой степени напугана, что уже не пыталась вырываться.
Время утекало, как песок сквозь пальцы, а решение так и не находилось. Сжимая столешницу изо всех сил, Громов напряженно следил за тем, как Игорь показывал Ире орудие пыток. Она тут же побледнела и обмякла в его руках.
Дальше все происходило, как в тумане. Шевцов подтащил Романову к крупногабаритной конструкции, надел на ее запястья кожаные наручники и, надежно зафиксировав их, нажал кнопку пульта — механизм пришел в действие и медленно поднял женщину вверх. Она оставалась без сознания и висела на руках, уронив голову на грудь. Так же невозмутимо Игорь развел ее ноги и поочередно привязал к противоположным сторонам креста. Удовлетворенно кивнув, обошел ее по кругу несколько раз и скрылся за дверью. Ирина очнулась и непонимающе озиралась по сторонам. Попробовала пошевелить конечностями, но безуспешно — все они были крепко скованы.
Громкий всхлип вынудил Тимура вернуться в реальность. Ира смотрела на него через камеру, прямо в глаза, а губы молили о помощи. Его сердце мучительно сжалось.
Шевцов вернулся в комнату, привлекая внимание Ирины к себе.
Заметив лезвие в его руке, Громов насторожился: прокурор не убьет Иру, по крайней мере, намеренно, но издеваться может долго и извращенно.
Смирившись с неизбежным, Романова не произносила больше ни слова. Ее лицо было спокойным и отстраненным, лишь слезы крупными каплями стекали по щекам.
Громов не знал, о чем она думает, но чувствовал, как нуждается в нем. Именно в эту тяжелую для обоих минуту Ира полностью раскрылась перед ним, вновь став той, которую он безумно любил. Жаль, все произошло слишком поздно. Когда ничего уже нельзя было исправить… Соленая капля пота скатилась по лбу и упала на стол. Тим находился на пределе своих возможностей. Каждое движение Шевцова отдавалось болью в перенапряженных мускулах. Каждый Ирин вскрик насквозь пронзал душу.
Сейчас Громов понял, что умрет в любом случае. Осталось только выбрать: от рук Бушина или от мучительного зрелища. Ира приговорила к смерти их обоих.
Глава 39
Московская область. БО «Васильки»
Ирина пришла в себя и попробовала пошевелить конечностями, но безуспешно. Руки, стянутые кожаными наручникам, затекли настолько, что она не чувствовала их от самого плеча и до кончиков пальцев. Всхлипнув от острой боли, осмотрелась по сторонам и поняла, что находится в комнате одна. Слабая надежда на то, что Игорь ушел совсем, затеплилась где-то в глубине души.
Уставившись в одну точку, Ира, как мантру, повторяла просьбу о помощи. Она надеялась, что Тимур это увидит, и из последних сил умоляла спасти ее.
Дверь отрылась, в комнату вошел Шевцов. Увидев его, Романова внутренне напряглась.
— Ирина Алексеевна, вы очнулись. Я уже начал скучать.
— Не могу ответить тем же.
— Неудивительно, вы никогда не отвечали мне взаимностью… — ухмыльнулся Игорь и подошел совсем близко, затем провел ладонью по изгибам ее тела.
Мерзко. До тошноты противно. Но Ира не дрогнула, лишь сильнее стиснула зубы. Она не намерена была демонстрировать свою слабость, знала, что он непременно ею воспользуется.
— Слишком много лишнего…
Шевцов широко улыбнулся и достал нож.
— Нет, — прошептала Ирина. — Пожалуйста…
— Ну что ты, Ира, разве я могу убить тебя? Конечно нет, я всего лишь помогу тебе избавиться от одежды.
Романова замолчала, она была не в силах противостоять ему. Смирившись со своей участью, отвернула голову, предпочитая не смотреть на своего мучителя, а думать о чем-то приятном, вернуться в то время, когда ей было хорошо. Как ни странно, все подобные воспоминания были связаны с Тимуром. Его объятия всегда дарили ей ту ласку и чувство защищенности, в которых она безмерно нуждалась. Жаль, оценила это слишком поздно, когда, поддавшись порывам, разрушила все, что у них было. «Прости меня», — внутренне обращалась она к Громову. Горячие слезы одна за другой текли по щекам. Ира боялась Шевцова, но еще больше боялась никогда не увидеть Тимура.
Не обращая внимания на проявление ее эмоций, без толики жалости Игорь оттянул ткань платья и, воткнув в нее лезвие, провел ножом вниз, разрезая материю на две части. Ира вскрикнула от внезапной боли, когда острие рассекло ее нежную кожу.
— Ириш, прости, я не очень аккуратный, — с издевкой произнес Шевцов, зловеще оскалившись, и переместил нож чуть дальше, разрезая ткань уже в другом месте.
Он знал, что задевает ее кожу, но раны были неглубокие, доставляющие больше дискомфорт, нежели боль. Зато капельки крови, стекающие вниз по телу, пробуждали в нем хищника. Игорь жаждал ощутить ее вкус и не стал сопротивляться своим желаниям, разорвав остатки платья в клочья, прижался губами к кровоточащим царапинам. Нежно слизывая солоноватые капли языком, он глухо постанывал от наслаждения.
Все тело Иры покрылось мерзкими мурашками, неприятно щипали свежие порезы, а противный горячий язык, раздирающий их еще больше, заставлял тихо скулить. Картинка реальности расплывалась перед глазами, и только ускользающий образ Тимура помогал Ирине оставаться в сознании.
Шевцов отстранился и, взяв в руки нож, провел тыльной стороной по ее груди. От соприкосновения с холодной сталью перехватило дыхание. Под действием адреналина сердце забилось с удвоенной силой, а его стук раздавался в ушах прощальным набатом, заглушая все звуки вокруг. Стараясь не шевелиться, Ира с ужасом наблюдала за действиями Игоря.
Просунув лезвие под бюстгальтер, он с легкостью раскроил тонкое кружево, высвобождая аппетитную грудь.
Ирина прерывисто всхлипнула и, превозмогая мучительную боль, начала вырываться. Еще совсем недавно она стремилась отдаться первому встречному, а теперь от одной мысли о том, что кто-то дотронется до ее тела, становилось дурно. Романова нервно сглотнула, пытаясь побороть тошнотворное чувство паники, сковавшее душу ледяными канатами.
Отойдя на несколько шагов, Шевцов с неприкрытым восхищением смотрел на полуобнаженную женщину. Полная грудь часто вздымалось, мерно покачиваясь от каждого движения. Дикое желание все больше разгоралось в нем, затмевая собой все прочие инстинкты.
