Громов боялся, что она передумала, в этом случае ему пришлось бы менять весь план и сильно подставляться самому.
— А я как пионер, — обворожительно улыбнулась девушка и призывно облизнула губу. — Всегда готова.
Тимур взглянул на часы и, мысленно прикинув, сколько времени ему понадобится на разговор с Романовой, сказал:
— Дай мне пятнадцать минут.
— Как скажешь.
Заметив, что Ира на них смотрит, Карина обняла Тима за шею и смачно чмокнула в губы, оставляя ярко-красную печать.
Он не ответил, но и не оттолкнул, а дождавшись, пока спектакль закончится, стер с губ помаду и отошел.
Ирина неприятно поморщилась, но не придала значения этому действию. Она была твердо уверена в том, что Тимур принадлежит только ей, а все остальное — мелочи, не стоящие ее внимания и нервов.
В следующую секунду он подошел к ней.
— Как ты?
— Нормально, — Ира лишь пожала плечами и беззлобно поддела его, протягивая салфетку: — Помаду хоть вытри.
— Пойдем со мной, — проигнорировал он ее шутку и двинулся к выходу, вытирая по дороге губы.
Ирина послушно встала и последовала за ним. Тревога закралась в душу, она предчувствовала какую-то беду. Громов был не такой, как всегда, — чужой, холодный и отстраненный. Она не знала, чего-ждать от него. Липкие щупальца страха уже проползли в сердце, заставляя его болезненно сжиматься.
— Тимур, я что-то сделала не так? — поинтересовалась Романова, как только они вышли из зала.
— Все так, — сухо бросил он, даже не удостоив ее своим взглядом.
— А почему тогда ты злишься?
— Я не злюсь.
Ира замолчала, поняв, что Тим ничего ей не скажет, пока не захочет сам. Значит, нужно просто ждать, но чего…
***
Громов прошелся по комнате и привычно отвернулся к окну. Никак не мог подобрать нужные фразы. Рассказать Ире все — значит, уничтожить ее собственными руками. А разве он способен причинить ей боль? Ведь обещал защищать от всего плохого… Несказанные слова больно царапали горло, но их нужно было произнести.
Романова приблизилась к нему и попыталась обнять за плечи, но он небрежно скинул ее руки и, перехватив удивленный взгляд в отражении окна, повернулся к ней.
Видя, как желваки играют на его лице, Ира нервно сглотнула. Ситуация нравилась ей все меньше.
— Сегодня ты уезжаешь домой, — бесстрастно произнес Тимур.
Сердце Ирины замерло на несколько секунд, а затем забилось в ускоренном ритме.
— Как? — спросила она, боясь поверить, что это не сон. Неужели они наконец выберутся отсюда?
— Неважно.
— А ты?
— А я остаюсь здесь, — так же безучастно пояснил он, не реагируя на панику, отразившуюся в ее глазах.
Улыбка медленно сползла с лица. До нее постепенно доходил смысл сказанных слов. «Тим предлагает мне свободу без него? Это маразм! Неужели до сих пор не понял, что все, что мне нужно — это он!» — моментально пронеслось в голове.
— Тогда я тоже остаюсь! — заявила Ира и, упрямо скрестив руки на груди, продолжила: — Я никуда не поеду без тебя!
— Это не обсуждается! — грубо отрезал Тимур и сразу дал понять, что торговаться бессмысленно. Он все решил и не собирался уступать ни на йоту.
— Но почему? Я хочу остаться с тобой, — недоумевала Ирина. Еще утром все было хорошо, она чувствовала себя счастливой, а сейчас земля дрожала под ногами.
— Потому что я не хочу, чтобы ты оставалась со мной, — Громов нанес первый удар.
— Я не понимаю… А как же мы?
— Нет никаких «нас» и никогда не было. Просто секс, просто хорошо провели время, — сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев, холодно произнес он. Второй удар оказался не менее жестким. Тим презирал себя за то, что причинял ей боль. Но по-другому Ира не сдастся, ему придется играть свою роль до конца. Настолько реалистично, чтобы она поверила. Пусть возненавидит его, проклянет, главное — спасется. Он должен ее отпустить, должен дать шанс забыть весь этот кошмар и начать жить заново. Возможно, когда-нибудь, она простит его.
Его слова хлестали, как плетка, оставляя на сердце кровоточащие раны. Глаза наполнились слезами, но Ирина сдерживала их.
— Ты же говорил, что любишь меня.
— Я врал.
Первые горячие дорожки потекли по ее щекам, и каждая капля падала прямо на сердце Тимуру, прожигая его до основания, словно кислота. Он мужественно терпел, ни один мускул не дрогнул на его лице: многолетний опыт работы в органах помогал сохранять спокойствие. Слишком многое было поставлено на карту.
Слезная пелена застилала глаза. Помимо воли в памяти всплывали самые ценные моменты, проведенный с Громовым. Его нежность и забота не могли быть фальшивыми, его глаза не могли врать. Этого просто не укладывалось в голове!
— Я тебе не верю! — крикнула Ира, но голос предательски сорвался. — Слышишь? Не верю! Ты же любил меня, я чувствовала это! Это не могло быть неправдой… — проскулила она и устало опустилась на кровать.
— Твоя истерика абсолютно бесполезна. Ты все равно уезжаешь, даже если мне придется тащить тебя за волосы, — Тим вложил в свои слова всю грубость, на которую только был способен.
— Объясни, что случилось?
— Твой муж заплатил за побег…
От его слов внутри что-то оборвалось. На пару мгновений повисла напряженная пауза. Ира переваривала полученную информацию и никак не могла поверить в ее правдивость. Все это казалось дурным сном. Кирилл? Деньги? Откуда? Зачем? Вопросы множились в голове, а ответы не находились. Она чувствовала, что летит в пропасть. Крепкая рука, так долго удерживающая ее на краю, испарилась. Тимур подло толкнул ее, фактически сбросил вниз.
— Ты предал меня, как Иуда? — разочарованно спросила Романова, поднимая на него глаза.
— Ничего личного, просто деньги.
— И сколько же стоят твои тридцать серебряников? — усмехнулась она сквозь слезы. За какую цену он продал их любовь?
— Это закрытая информация.
— Господи, что ты говоришь? — Ирина обхватила голову руками. Весь мир рушился на глазах, погребая ее под руинами.
— Прости, — прошептал Тим и отвел глаза, не в силах наблюдать, как она страдает.
— Прости?! Тимур, посмотри на меня!
Он нехотя повернулся и спокойно выдержал ее отчаянный взгляд. Ира невольно отшатнулась: ни капли нежности, только холодные осколки равнодушия.
— Ты так нужен мне.
— Но ты мне не нужна, — тихо сказал Громов и, чтобы не осталось никаких сомнений, добавил: — Я люблю другую женщину.
— Карину?
— Да.
