Съезд вынес абсолютно предсказуемое решение о взаимоотношениях партии и Советов: «Советы являются государственными организациями рабочего класса и беднейшего крестьянства, проводящими диктатуру пролетариата в течение того времени, пока отомрет какое бы то ни было государство. Советы объединяют в своих рядах десятки миллионов трудящихся и должны стремиться к тому, чтобы объединить в своих рядах весь рабочий класс и все беднейшее и среднее крестьянство. Коммунистическая партия является организацией, объединяющей в своих рядах только авангард пролетариата и беднейшего крестьянства – ту часть этих классов, которая сознательно стремится к проведению в жизнь коммунистической программы. Коммунистическая партия ставит себе задачей завоевать решающее влияние и полное руководство во всех организациях трудящихся: в профессиональных союзах, кооперативах, сельских коммунах и т. д. Коммунистическая партия особенно добивается проведения своей программы и своего полного господства в современных государственных организациях, какими являются Советы (курсив наш. – С.В.)»
[180]. Таким образом, РКП(б) оформила собственный примат над государственным аппаратом, что, несомненно, и стало отправной точкой к оформлению партийно-государственной системы Советской России и СССР
[181].
В марте 1919 г. в целях еще большего изъятия власти у Центрального комитета В. И. Ленин, как известно, провел на VIII съезде РКП(б) решение о создании Политического бюро ЦК РКП(б) (Политбюро, ПБ). Созданием Политбюро ЦК РКП(б) В. И. Ленин по сути признал главный результат свердловской деятельности в партаппарате – перемещение властного центра из государственных органов из партийные, на высшем уровне – из Совнаркома в большевистский ЦК, однако, верный политике «разделяй и властвуй», вождь попытался все же разделить всю полноту власти в стране между партийным аппаратом во главе с Политбюро и советско-хозяйственным механизмом во главе с Советом обороны.
Казалось бы, съезд также признал необходимым освободить партийные организации от занятий чисто государственными делами, с тем чтобы дать возможность спокойно заниматься своей работой советско-хозяйственному аппарату. В резолюции съезда по организационному вопросу было четко прописано: «Смешивать функции партийных коллективов с функциями государственных органов, каковыми являются Советы, ни в каком случае не следует. Такое смешение дало бы гибельные результаты, особенно в военном деле. Свои решения партия должна проводить через советские органы в рамках Советской конституции. Партия старается руководить деятельностью Советов, но не заменять их»
[182]. По более позднему (1922) свидетельству Г. Е. Зиновьева, «партия стала привеском к Советам, в Советах стал заводиться бюрократизм, и мы дали лозунг – “Назад в партию!”, чтобы партия как таковая могла начать бороться с болезненными явлениями советской власти»
[183]. Тогда, в 1919 г., речь шла прежде всего о высших партийных и государственных органах
[184], и главным образом о взаимоотношениях ЦК РКП(б) с ленинским Совнаркомом.
Вождю было выгодно балансировать между ЦК с надстройкой в виде Политбюро, с одной стороны, и Совнаркомом с надстройкой в виде Совета рабочей и крестьянской обороны – с другой. Обладавший феноменальной работоспособностью В. И. Ленин успешно решал вопросы в обеих властных институциях. Вождь «наслаждался чрезмерно», удерживая власть в партии, координируя действия по приближению мировой революции и руководя социалистическим строительством и, очевидно, искренне не понимая, что, взвалив на свои плечи совершенно непосильную ношу, он в лучших традициях ненавистного Николая I попросту загоняет себя в могилу. Самодержца, правда, хватило на 28 лет, но он и править начал в более раннем возрасте.
Впоследствии, в 1923 г., секретарь и член ЦК РКП(б), один из ближайших сталинских соратников В. М. Молотов справедливо объяснял решение 1919 г. следующим образом: в то время «…партийный комитет заменял советские органы», и было необходимо «…говорить (курсив наш. – С.В.) о разделении этих функций»
[185]. Никакого разделения в действительности не произошло.
Изменения в верхах после создания Политбюро очень точно описал критически настроенный к ленинскому диктату и партийной бюрократии старый большевик В. В. Осинский в марте 1923 г.: «…в эпоху Гражданской войны […] была надобность в быстрых и смелых решениях. Тогда не могло существовать шестнадцатиголовое правительство, нужна была подвластная Директория (берем это слово отнюдь не как одиозную кличку, а как технический термин) из трех-пяти человек. Форма для нее была под рукой – Политбюро, которое может все решить. Другой ее ипостасью стал Сов[ет] труд[а и] обороны как малый военный кабинет. С тех пор положение целиком изменилось (с нэпом. – С.В.), а старые формы и навыки остались»
[186].
В условиях Гражданской войны замысел вождя все же был отчасти реализован. Наиболее секретные вопросы, связанные с основными направлениями внешней и внутренней политики, были сосредоточены в руках Политбюро, а Совет народных комиссаров осуществлял социалистическое строительство, которое во время войны по определению не могло быть приоритетным направлением в повестке дня партийно-государственной машины. По точному замечанию В. В. Осинского (1923), «С каждым годом “пожарная” структура становилась все [менее] пригодной для систематического планомерного строительства. Если она могла держаться, то только потому, что личный фактор колоссальной силы, присутствие исключительно гениального и исключительно сильного по характеру и по воле человека [Ленина. – С.В.] преодолевало сопротивление допотопного аппарата, преодолевало нарушение простейшей логики организационной структуры. Но какого напряжения, какой потери сил ему это стоило? Не раз говаривал он на заседаниях СНК, что у него голова кругом идет от советской вермишели [второстепенных вопросов. – С.В.] и “ведомственной драчки” [цитата из ленинского признания 1920 г. – С.В.]. Во имя чего? Нужно ли было ему, чтобы центральный аппарат был построен именно так? Ведь он-то и при всяком другом построении, при всяких обстоятельствах был бы единственным руководителем. На него инерция аппарата, инерция положения в аппарате не могли действовать. Но эта инерция сильнейшим образом действовала на его ближайших помощников»
[187]. Тут, видимо, все же имела место недооценка ленинских замов: к 1921 г. – А. Д. Цюрупы, позднее – А. И. Рыкова, а с 1922 г. – также Л. Б. Каменева. Причины ясны: В. В. Осинский безусловно признавал авторитет В. И. Ленина, но не его соратников.
