В годы развитого социализма, как четко следует из книги М. С. Восленского, уже никто не мог и помыслить, что подобный порядок сложился лишь в 1930-е гг., после окончательной ликвидации «правительственной» альтернативы советского политического развития.
Соответствовал системе в целом и механизм назначения на высшие государственные должности: «министр и посол – номенклатура Политбюро ЦК КПСС, заместитель министра и директор института – номенклатура Секретариата ЦК КПСС. Без их соответствующего решения не будет ни голосования в Верховном Совете, ни указа его Президиума, ни постановления Совета министров, ни выборов в почтенном общем собрании Академии наук. Номенклатура в СССР, как и в других социалистических странах, – это номенклатура не формально назначающих государственных или общественных органов, а фактически назначающих бюро и секретариатов руководящих партийных комитетов»
[1596]. Исключения не допускались.
Фактически союзные министры представляли собой марионеток в руках своих «кураторов», т. е. заведующих профильными отделами ЦК правящей партии: «На протяжении десятилетий каждому министру СССР или по крайней мере смежных министерств соответствовал отдел ЦК КПСС. По официальной табели о рангах заведующий отделом ЦК считается стоящим выше министра СССР, соответственно, первый заместитель заведующего отделом – выше первого заместителя министра, а заместители заведующего отделом ЦК – выше заместителей министра. Вся деятельность министерства контролировалась и направлялась» тем отделом, который осуществлял «партийное руководство»
[1597] конкретным ведомством.
В Советском Союзе на работу в министерства ссылали проштрафившихся партаппаратных руководителей. Приведем пару наиболее известных примеров – всемогущих секретарей ЦК КПСС. Первый – Екатерина Алексеевна Фурцева, которую Н. С. Хрущев в «благодарность» за поддержку на едва не закончившемся для него отставкой Июньском 1957 г. пленуме ЦК КПСС не включил в октябре 1961 г. в проект списка очередного состава Президиума ЦК КПСС. Второй – ее преемник на посту министра культуры. Когда после бегства очередного представителя нашей творческой интеллигенции за границу Е. А. Фурцева все же свела счеты с жизнью, на «ответственный» пост «спустили» некогда входившего в узкую группу вождей Петра Ниловича Демичева (он, правда, был оставлен в Политбюро до 30 сентября 1988 года
[1598]). Как прокомментировала в своих воспоминаниях министерскую смену наша великая балерина М. М. Плисецкая, «…теперь Петр Нилович – министр культуры. Фурцева самовольно ушла из жизни, а Демичева за какие-то партийные провинности разжаловали из секретарей ЦК в министры. Да еще культуры! Самое последнее дело»
[1599]. Ни убавить, ни прибавить.
Министр в нашей стране лишь осуществлял «общее руководство», нечто среднее между «партийным руководством» и «почетным председательством»
[1600]. Едва ли не основной деловой функцией руководителя ведомства было поддержание систематического контакта (по мере возможности и эксплуатируя личное дружественное знакомство) с соответствующим заведующим отделом ЦК и его первым заместителем, а также с заместителем председателя Кабинета министров (только номинальным преемником А. И. Рыкова, А. Д. Цюрупы и Л. Б. Каменева), который, что называется, «курировал» министерство
[1601].
При этом «курировать» – это еще один глагол, получивший распространение в 1950-е гг. «Курирование» считалось третьей (после «партийного руководства» и «общего руководства») ступенькой в административно-партийной иерархии. Курирование осуществляли «не заведующие отделами и их первые заместители, не председатель Кабинета министров и его первый заместитель, не министры и их первые заместители, а просто заместители. Заместителей этих […] много, и между ними распределяются объекты “курирования”. Министерства “курируют” заместители председателя Кабинета министров, главки – заместители министров, управления – заместители начальников главков, предприятия министерства – заместители начальников управления»
[1602]. Причем разница между первым заместителем и заместителем в СССР была, как между генералом и полковником. По меткому замечанию М. М. Плисецкой, «в Стране Советов дистанция между Первым и Вторым» заместителями была такой же, «как между Первым и Сороковым в Англиях…»
[1603] Не случайно «первого заместителя» руководители более низкого уровня именовали между собой по прилагательному: «первым», который «видит все насквозь, да иначе и не стал бы первым замом»
[1604]. Добавим от себя, что подобное положение восходит к кадровой политике Я. М. Свердлова и В. И. Ленина, «подводивших» под не самых надежных, но влиятельных руководителей ведомств «заместителей» и «членов коллегий», которые по сути в самом прямом смысле подменяли своих руководителей.
М. С. Восленский с горькой иронией предложил читателю своей книги о Номенклатуре влезть в шкуру председателя Госплана СССР, которому на стол положили план развития народного хозяйства на определенный период: итак, «к вам поступают надлежащим образом оформленные, подписанные министрами объемистые секретные папки с планами. Вы знаете, что ни один министр не подписал планов по своему министерству без согласия соответствующего отдела ЦК партии. Проверяли в отделе весь этот поток цифр или просто министр на охоте за пузатой бутылкой импортного коньяка «Наполеон» договорился с заведующим отделом, вас не интересует: заведующий отделом ЦК принял на себя ответственность, вам он не подчинен, он вхож в Секретариат ЦК, из-за каких-то дурацких цифр вызывать неудовольствие этого влиятельного человека вы не собираетесь. К тому же ваш аппарат докладывает, что цифры в порядке – есть небольшой рост по сравнению с прошлым планом. И вы, напыжившись, подпишете объемистый том плана, заполненный морем цифр, которые ни один человек на свете и, конечно, никакой член Политбюро уже не сможет обозреть.
Подписывая, вы знаете, что это не конец. Скоро начнут поступать первые ходатайства о внесении поправок в план, и продолжаться так будет до последнего квартала его выполнения.
Усмотрите ли вы свою задачу в том, чтобы непреклонно требовать осуществления каждой строки плана и предавать любого нарушителя заслуженной каре? – Нет. Судьба этих нарушителей вам, конечно, безразлична […], но интересы ваши требуют другого. Ведь если будет много невыполнения плана, пятно ляжет на вас: вы не досмотрели, вы утвердили оказавшийся нереальным план. Конечно, чтобы показать свою твердость и партийную непримиримость к недостаткам, вы отдадите на растерзание нескольких нарушителей планов. Но в огромном большинстве случаев вы терпеливо будете вносить поправки в план на протяжении всего периода его действия, и все они будут направлены на снижение показателей. Только наивный посторонний верит грозным словам, что план – это закон, обязательный для выполнения. Хозяйственник в СССР знает: плановые показатели многократно пересматриваются и сокращаются, так что в итоге выполнением плана считается достижение значительно меньших результатов, чем было подписано в первоначально утвержденном тексте»
[1605].
