Леся округлила глаза. Черт, я и забыла, что мы с ней были ровесницами. Выйти замуж за престарелого Александра Палыча она считала большой удачей, а мои жизненные ориентиры были несколько смещены в центр меня самой.
– Уже двадцать восемь. – Точно приговор произнесла Леся.
– Я, правда, не собираюсь срочно искать себе мужа. – Не выдержала я.
– Ты что, всю жизнь собираешься работать? – С ужасом посмотрела она на меня.
Кольцо на пальце действительно не было пределом моих мечтаний. Я, как и все одинокие девушки, последние годы серьезно переживала, что не впишусь в навязанные обществом стандарты. Но представляла собственную свадьбу как что-то вроде: мы сидим с Хоакином Фениксом на ступеньках закрытого клуба, едим веганские бургеры, на мне кеды и пышная юбка, а у него в ногах статуетка «Оскар», и нам так хорошо вместе, что мы и думать – не думаем о каких-то там штампах в паспорте.
– Лесь, ты что, забыла? – Спасла меня своим появлением Алиса. – Катя даже на моей свадьбе отвернулась, когда я бросала букет!
– Точно… – Задумчиво и растерянно улыбнулась Леся. – Как хорошо, что я его поймала! – Она погладила спинку ребенка через слинг.
Мы обнялись с Алисой, и следом из гостиной, чтобы встретить нас, вышли Вадим с их дочкой на руках, Диана, Люба с женихом и еще какие-то люди, которых я не знала.
– Привет! Привет!
Когда меня представили всем, мы прошли к столу. Какая-то тетка собиралась усадить меня в центр, но я села на стул между Дианой и Любой.
– Нет! Нет! – Заверещали докторские жены (здесь было много знакомых врачей с работы Вадима, и все с супругами). – Не садись на угол, семь лет замуж не выйдешь!
Честно говоря, большинство из них выглядело неухоженными и уставшими, но, несмотря на это, дамы с гордостью взирали на своих верещащих и бегающих вокруг стола многочисленных отпрысков и активно обменивались друг с другом богатым мамским опытом.
– Я не переживаю на счет замужества. – Попыталась убедить их я. – Еще лет семь точно не собираюсь. А, может, четырнадцать. А, может, и вовсе не хочу! Ха-ха!
– Ты лесбиянка? – Серьезно спросила одна из женщин. Та, у которой была химия по моде девяностых.
– Нет. – Улыбнулась я.
И взяла бокал, который придвинула ко мне Диана.
– Тогда в чем дело? – Подхватила другая тетка. – Почему не хочешь замуж?
Это начинало походить на пытку.
– Просто не хочу. – Оглядев весь балаган, сказала я. (Как будто печь пироги, шить шторы и тусоваться на детской площадке мечтает каждая из женщин!) – Мне еще рано думать о таком.
Что. Тут. Началось.
– Разве ты не хочешь семью?!
– Неужели, думаешь, карьера заменит тебе любовь?
– А как же дети?!
– Однажды стакан останется твоим единственным другом!
– И кошки!
– А давайте, кто-нибудь скажет тост. – Многозначительно кашлянув, одернула этих наседок Алиса.
– Прости. – Прошептал мне одними губами Вадим.
– Я скажу тост. – Вызвалась я, поднимая бокал.
В тот момент, когда все сочувственно уставились на меня, чей-то отпрыск выскочил из-под стола и чуть не содрал башкой скатерть с посудой. Все запричитали, запрыгали, пытаясь удержать на месте блюда и стаканы. А я лишь покачала головой. «Нет. Я не хочу детей. Только не дети».
Всем этим женщинам следовало бы лучше смотреть за своими отпрысками вместо того, чтобы отыскивать во мне недостатки или признаки недовольства жизнью.
– За детей. – Сказала я, оглядывая разношерстную массу гостей. – Рожденных не ради семейного счастья, а в счастливых семьях. И за тебя, Алиса. – Перевела взгляд на подругу. – Ты для меня – лучший пример того, как быть чудесной мамой, строить карьеру и оставаться при этом яркой, сексуальной женщиной. За тебя и за твою семью, дорогая!
Комнату заполнили аплодисменты.
К счастью, обо мне никто уже не вспоминал. За исключением жены психиатра Громова, которая вцепилась в локоть мужа, едва мы с ним поздоровались, и больше не отпускала до самого конца вечеринки.
Она продолжала поглядывать на меня косо весь вечер, а я недоумевала – зачем вообще такие браки? В которых ты не доверяешь человеку и вынужден не спускать с него глаз, чтобы он, не дай бог, не оступился. Как же это нужно не любить себя, чтобы жить вот так?
Как только разговоры опять перешли на детскую тему, я встала из-за стола и пошла танцевать со своей крестницей. Катя Красавина явно утомилась от этого шума и от всеобщего внимания, что тут же уснула, привалившись щекой к моему плечу. Пришлось отнести ее в детскую и уложить в кроватку.
– Спи, крошка, спи, моя любимая девочка. – Прошептала я, перебирая ее золотистые волосы. – Ты вырастешь умной и свободной. И никогда не будешь, как эти наседки. А тетя Катя всегда будет рядом. Обещаю тебе.
– Тот парень, что сидит напротив тебя за столом, – прошептала Алиса, когда я накрывала ее дочь одеялом, – не женат. Ему тридцать два, подающий надежды кардиолог.
– Тот с кудрями? – Усмехнулась я.
Тридцать два, и не женат. Подозрительно. Значит, имеется какой-то скрытый дефект (уверяю, о нас, девушках, парни так же говорят).
– Да. И, кажется, ты ему понравилась.
– Не я. Диана. – Поправила я, оборачиваясь к ней. – Он глазеет на нее весь вечер.
– Черт, а ведь Вадим пригласил его для тебя. – Навалилась на дверной косяк Алиса.
– Не стоит. – Заверила ее. – Уверена, со мной не случится ничего плохого, если я какое-то время побуду одна, и не буду кидаться на всех мужиков подряд, лишь бы ни остаться одинокой.
– Я знаю, но…
– Да все в порядке, Кукуха. – Обняла я ее и тут же отпустила. – Пойдем лучше, выпьем.
Она взяла радио-няню, и мы вышли из детской.
– Кстати, ты видела? Этот Филипп, жених Любы, после еды облизывает пальцы. – Хихикнула подруга. – Смачно так, старательно.
– Он же чистю-ю-юля!
– Я видела его грязную обувь. – Поморщилась Алиса. – Не такой уж он и чистюля, каким хочет казаться.
– Главное, тщательно вымыть свой прибор после секса!
– И задницу. Чистая задница – чистая совесть!
Мы рассмеялись на весь коридор.
– Тс-с. – Напомнила Алиса, указывая на дверь детской.
– Ой. – Спохватилась я, понижая тон. – Главное, что Любу он устраивает.
Мы взяли напитки, сок, канапе и выбрались на остекленную веранду. Алиса подкатила столик, а Диана, раскрасневшаяся после танцев с кардиологом, притащила лед.
– Секунду, – бросила я им и поспешила обратно в дом: аперитив уже просился на выход.
