Мальвида ответила, глотая слезы: “Я бы рада остаться, но не могу. Вы же знаете, что не могу”. Франсуа помог ей донести кофр до остановки омнибуса, всю дорогу повторяя: “Зачем вы уходите? Это принесет беду нашему дому!” Когда омнибус подъехал, Мальвида поцеловала морщинистую щеку Франсуа и утешила его на прощанье: “Не огорчайтесь! Я надеюсь, все обойдется!” Но он крикнул ей вслед: “Нет, не надейтесь! Ни за что не обойдется!”
МАРТИНА
На этом повествование о Мальвиде, и до того невразумительное, обрывается начисто. Куда ушла Мальвида? На какие деньги жила? Как перенесла разлуку со всем, что было ей дорого?
Выйти на ее след можно было только имея навык кропотливой научной работы. Я перечитала наново “Былое и думы”, в оригинале, по-русски, а не по-немецки в переводе Мальвиды, познакомившем Германию с Александром Герценом. Честь ей и хвала — не так уж он был знаменит, чтоб его стали переводить на немецкий, если бы не ее добровольный вклад в это дело. Хотя о самой Мальвиде в мемуарах нет ни слова, перевод сделан надежно и любовно. Трудно представить, сколько лет было потрачено на такой тщательный перевод — Герцен писал свои мемуары много лет, с 1854 года почти до самой смерти в 1870, а Мальвида все переводила и переводила. Значит, они встречались. Ну, конечно, встречались — ведь Мальвида каким-то чудесным образом навсегда завладела младшей дочерью Герцена, Ольгой, которую любила беззаветной материнской любовью.
Нигде нет упоминаний о том, как это произошло.
Пришлось обратиться к воспоминаниям Тучковой, которая выдала свою версию происшедшего, но только про бегство Мальвиды из дома Герцена:
“В то время мы уже жили в доме Герцена; вот как это случилось. Огарев и Герцен пошли однажды вместе в город, я была одна на своей квартире. Вдруг является старая горничная Герцена, с его детьми. Старшая из них, Наташа, с веселым лицом бросилась ко мне на шею и говорит: “Она уехала и все вещи взяла”. Я ничего не понимала и пошла с ними к ним домой, нам встретился их брат Александр. Он шел взволнованный, поднял маленькую Ольгу и поцеловал ее, глаза его были полны слез.
— Зачем это? Зачем это? — говорил он.
Герцен был очень рассержен этой чисто немецкой выходкой.
— Можно было объясниться, обдумать, — говорил он.
Идти к ней и просить ее возвратиться он ни за что не хотел”.
Возможно, Тучкова не знала, что он уже все обдумал и они объяснились, и что на прямой вопрос Мальвиды он ответил уклончиво: “Поступи так, как тебе подскажет твое сердце”. Но Тучкова наверняка знала, как они с Огаревым наступали на него и требовали избавиться от Мальвиды. Я разыскала письмо Огарева: “Мы хотим составить семью, но тут является чуждый элемент… Да разве мы ее составим в присутствии разъединяющего начала?”
Как Герцен мог просить Мальвиду возвратиться после своего хитрого совета поступить так, как ей подскажет сердце? Конечно, он стыдился посмотреть ей в глаза — ведь он ее просто-напросто выгнал. Но как он, такой щедрый и благородный, благодетель всей лондонской эмигрантской общины, мог бесцеремонно выставить из дому женщину, которая спасла его семью от полного крушения? Как он мог выставить ее из дому после почти трехлетнего бескорыстного служения ему и его детям? Зная, что у нее нет ни кола ни двора, ни гроша за душой?
На этот вопрос я не нашла ответа в литературе, но нашла в своем жизненном опыте. Ведь это современная выдумка, будто секса раньше не было и появился он только после сексуальной революции. А на самом деле, все было как сейчас, только говорить об этом было не принято. Не то, чтобы кто-нибудь верил, будто детей приносит аист, но полагалось притворяться, что взрослые люди в эту сказку верят. И тогда загадка решается просто — бедный Герцен, уже четыре года как овдовевший и тоскующий по любви, банально потерял голову от неприкрытой эротической атаки наглой молодой бабенки, которая не стесняясь шла к своей цели. Как сказал Огарев, она его залапала, и он забыл о благородстве и благодарности. Кто из нас грешных сегодня бросит в него камень?
Даже сама Мальвида камень в него не бросила. Через пару месяцев он написал одной своей приятельнице: “История нашей разлуки с Мейзенбуг окончилась хорошо — ее благородный характер взял верх”. Причем, даже не близкой приятельнице, а одной из многочисленных корреспонденток, из писем к которым многое можно узнать.
Жизнь грамотных людей 19 века действительно можно изучать по их переписке. Кому и о чем тогда ни писали? Все всем — детям и родителям, сестрам и братьям, приятелям и приятельницам, друзьям и коллегам, зачастую живущим в том же городе и даже в том же доме. А ведь никаких пишущих машинок еще не было, писали от руки, покрывали бесконечные страницы бесконечными рядами бесконечных строк. Откуда у них бралось время? Вагнер написал несколько томов длиннейших писем, ежедневная переписка Фрейда и Юнга за шесть лет их дружбы заняла два толстых тома, причем это были не короткие записки, а подробные изложения дневных переживаний и ночных снов, и толкование этих переживаний и снов.
Когда семидесятилетняя Мальвида взяла под свое крыло юного Ромена Роллана, он приходил к ней почти каждый день и они говорили часами, а когда он уходил, она догоняла ему в письмах все то, чего не успела сказать. Ритм жизни, что ли, был другой — ведь и тогда в сутках было всего двадцать четыре часа?
Но я так и не нашла писем о том, как случилось, что через два с лишним года после разрыва с домом Герцена Мальвида увезла восьмилетнюю Ольгу Герцен в Париж и уже никогда не вернула ее отцу. Есть только обрывки напряженной переписки:
Герцен: “Вы никогда не собирались — я уверен в этом — взять на себя роль Немезиды по отношению ко мне”.
Мальвида: “Спасибо, если вы не верите в то, что я хочу явиться орудием Немезиды; было даже время, когда вы предполагали во мне намерение быть орудием примирения, это было ближе к истине. Но, любезный друг, вы сами являетесь своей Немезидой”.
Кое-какой свет на подтекст этой переписки проливают события в доме Герцена: за эти два года Тучкова родила от Герцена дочь Лизу, но его отцовство приходилось скрывать от всех, особенно от детей. Общепризнанным отцом Лизы и мужем Тучковой по-прежнему считался Огарев. Итальянец Франсуа оказался прав: такие отношения не способствовали миру в семье, в дом пришла беда. Он превратился в дом разбитых сердец с подзаголовком “драма в русском стиле”. И по всей вероятности Герцен вынужден был обратиться к Мальвиде с просьбой взять к себе безысходно тоскующую по ней маленькую Ольгу, которую Тучкова ненавидела слепой ненавистью ревнивой мачехи.
К тому времени Мальвида переехала в небольшой городок Истбурн — морской курорт на южном побережье Англии. Нигде не сказано, зачем и почему она туда уехала, но можно предположить, что она нашла там какую-то работу. И, конечно, убежала от невыносимых воспоминаний об утерянном рае.
МАЛЬВИДА
Жить в Истбурне было намного приятней, чем в сумрачном туманном Лондоне. Если бы Мальвиде вообще хотелось жить, она нашла бы там много прелестей и преимуществ. Нежное серо-голубое море прямо под окном, снежно-белые меловые скалы, вздымающиеся ввысь над крышами домов, не такие уж редкие неяркие солнечные дни.
